Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10

Джилл закусила губу, потом рассмеялась.

— Я не уверена, что понимаю значение слова «грокк».

— Я тоже, но намерен брать уроки у Майка, пока не пойму. Но помни, я с тобой говорил совершенно серьезно. «Благодарность» — эвфемизм для затаенной недоброжелательности. Недоброжелательность посторонних я как-нибудь перенесу, но со стороны хорошенькой девушки она крайне нежелательна.

— Но, Джубал, у меня нет к вам недоброжелательности. Это просто глупо…

— Надеюсь. Но почувствуешь ее, если не выкорчуешь из своего сознания эти иллюзии, будто ты мне что-то должна. У японцев есть пять разных способов говорить «спасибо», и каждый из них содержит в разных степенях элемент неприязни. Как было бы хорошо, если бы такая честность была встроена в английский язык! Однако вместо этого английский язык дает дефиниции чувств, которых человеческий организм просто не может ощущать. Пример — «благодарность».

— Джубал, вы просто циничный старикашка. Я вам действительно благодарна и останусь благодарной навсегда.

— Ах ты, сентиментальная девчонка! Мы неплохо дополняем друг друга. Давай съездим на уик-энд в Атлантик-Сити и проведем там время в близости, не освященной узами брака. Только вдвоем и больше никого!

— Что вы, Джубал!

— Ну вот, теперь видишь, какова твоя благодарность!

— О, я готова. Когда едем?

— Хрумф! Нам следовало выехать еще сорок лет назад. Второе: ты, конечно, права: Майк должен знать людские обычаи. Он должен снимать туфли в мечети, надевать шляпу в синагоге и скрывать наготу, когда того требуют табу; иначе наши шаманы сожгут его как диссидента. Но, дитя, во имя всех заветов Аримана, не вздумай промывать ему мозги. Постарайся, чтобы он относился ко всему этому с некоторой долей цинизма.

— Хм… не знаю, сумею ли я. Мне кажется, в Майке цинизма нет ни капли.

— Вот как? Ладно, я тебе помогу. Пожалуй, он должен был уже одеться?

— Пойду посмотрю.

— Подожди минутку. Джилл, я хочу объяснить, почему я не тороплюсь обвинять кого-нибудь в похищении Бена. Если Бена незаконно удерживают (применим такой мягкий термин), мы не должны этого «кого-то» загонять в угол, чтобы он не решил отделаться от улик, убив Бена. Если Бен еще жив, то у него сохраняются шансы жить и дальше. Однако уже в первый вечер твоего пребывания здесь я предпринял определенные шаги. Ты Библию помнишь?

— Ну… не так чтобы…

— А она заслуживает глубокого изучения, ибо содержит ценнейшие советы на случай чрезвычайных ситуаций. «Каждый, сотворяющий зло, ненавидит свет». Это какой-то там Иоанн, разговор Иисуса с Никодимусом… Я ожидаю, что они предпримут попытку отнять у нас Майкла силой, так как считаю маловероятным, что тебе удалось хорошо замести свои следы. А у нас местечко безлюдное и тяжелой артиллерии тоже нет. Есть только одно оружие, с помощью которого мы их можем отбросить. Это Свет. Яркий прожектор Свободы Печати. Поэтому я договорился, что, если здесь начнется свалка, это событие немедленно получит рекламу. И не маленькую, на которую можно не обращать внимания, а настоящие рупоры, — работающие на всю планету, быстро и оперативно. Детали не важны, — где будут стоять камеры, за какие нитки я потяну, но если бой начнется, его увидят сразу по трем сетям телевещания, а специальные выпуски будут тут же вручены всем большим шишкам, вернее, всем тем, кто хотел бы увидеть нашего Генерального секретаря с голой задницей. — Харшоу опять нахмурился. — Но я не могу их долго держать в ожидании. Когда я начинал переговоры, меня интересовало одно — скорость. Удара я ждал немедленно. Теперь я думаю, что нам следует самим предпринять активные действия — пока прожектор нацелен на нас.

— Какие действия, Джубал?

— Об этом я думал все последние три дня. Но ты расшевелила мою мысль, рассказав эту историю о происшествии в квартире Бена.

— Мне очень жаль, что я не сказала об этом раньше. Не думала, что мне поверят, а сейчас, после того, как вы поверили, мне стало так легко.

— Я не говорил, что поверил.

— Как! Но ведь вы…

— Я думаю, что ты рассказала правду. Но ведь и сон в определенном смысле — реальность, и иллюзия под гипнозом — тоже. Но то, что произойдет в ближайший час в этой комнате, будут наблюдать Честный Свидетель и камеры, которые, — тут он нажал кнопку, — уже начали работать. Не верю, что Анни, когда она находится при выполнении своего профессионального долга, может быть загипнотизирована, и, готов поспорить, что камеры — тем более. Мы узнаем, с какой правдой мы имеем дело, после чего обдумаем, как заставить сильных мира сего начать действовать… А может быть, придумаем и как помочь Бену. Иди за Майком.

Причина задержки Майка была проста: он связал шнурок правого ботинка со шнурком левого, встал, запутался, рухнул на пол и затянул узелок так, что распутать его было невозможно. Остальное время он провел, анализируя ситуацию, в которую попал, и, пытаясь уговорить шнурки развязаться и завязаться как надо. Он не представлял, как быстро летит время, но его беспокоило, что он не успел повторить урок, заданный ему Джилл. Он признался ей в своей неудаче, хотя уже устранил ее последствия к тому времени, когда Джилл за ним пришла.

Она успокоила его, причесала и увела с собой. Харшоу оторвал взгляд от бумаг.

— Здорово, сынок. Садись.

— Здорово, Джубал, — ответил с полной серьезностью Валентайн Майкл Смит и сел — весь ожидание.

Харшоу спросил:

— Ну, мальчик, чему ты сегодня научился?

Смит радостно улыбнулся, а потом, как всегда, после паузы, ответил:

— Я сегодня научился крутить полтора оборота. Это такой прыжок с трамплина, чтобы входить в воду, как…

— Знаю. Я видел тебя. Держать пальцы ног вытянутыми, колени — выпрямленными, ступни вместе…

Смит тут же огорчился:

— Я что-то сделал не так?

— Все было правильно, особенно для первого раза. Учись у Доркас.

Смит обдумал сказанное.

— Вода грокк Доркас. Любит его.

— Ее. Доркас не «он», а «она».

— Ее, — поправился Смит, — значит, я сказал неверно? Я читал в Новом международном словаре английского языка Вебстера, издание третье, напечатано в Спрингфилде, Массачусетс, что при разговоре мужской род включает женский. В «Законах о Контрактах» Хагворта, издание пятое, Чикаго, Иллинойс, 1978 г., на странице 1012 сказано…

— Оставим это, — торопливо прервал его Харшоу. — В языке мужские формы включают женские, если мы говорим о людях вообще, но не тогда, когда имеется в виду определенное лицо. Доркас всегда «она» или «ее» и никогда не будет «он» или «его».