Алла Гореликова - Полукровка

Но слушаю, и недоумение то и дело переходит в злость, сменяясь вновь еще большим недоумением. Ящер то рассыпается в благодарностях Империи, то превозносит Землю и Конгломерат… а ведь я его ни на то, ни на другое не толкаю, я вообще не заговариваю о политике! Если мой провожатый сводит разговор к собственным мыслям, то в голове у него изрядная каша. Между тем экскурсия длится и длится: мимо бесконечных посадок, мимо огромных баков с рыбой и водорослями, мимо садков с копошащимися в них змеями. И мне тоскливо, до умопомрачения тоскливо, потому что ничего нет нуднее жизни сссла – в бесконечной оранжерее, с мыслями о еде и золоте… хотя как раз о золоте ящер заговорил всего-то раза четыре – пустяк по сравнению с бесконечным монологом о проблемах обеспечения всё растущего населения Ссс пищевой органикой. Насколько же остро должна стоять проблема, подумала я наконец, чтобы так распинаться о ней перед чужаком? Или, может, этот разговор и рассчитан специально на чужака? Ладно, не мне судить, сдам разговорник шефу, и пусть аналитики ломают головы над записью.

– Замечаете, как изменился свет? Впереди – модуль золотообработки. Златомастера – цвет нашего народа. Его душа, как сказали бы на Земле.

– А вы сами бывали на Земле? – вырвался вдруг у меня вопрос.

– Я был, – сообщил ящер. – Кошмарное место.

– Почему? – удивилась я.

– Жизнь там суматошна и неупорядоченна. Не разберешь, кто чем занимается и кто за что отвечает. И нет ни одного вопроса, на который у разных людей получишь один и тот же ответ. Удивительно, что при такой безответственности они достигли столь многого. В этом есть что-то… – разговорник запнулся, подбирая адекватный перевод презрительному шипению, – мистическое.

– Вы верите в мистическое? – спросила я.

– В мистическое – нет. Но в предназначение народа – да. В предназначение, дарованное каждому народу, каждой расе Галактики. – Ящер остановился и посмотрел на меня в упор, пристально и неприятно. – У народа Земли нет понимания своего предназначения, и это отвратительно.

– А у вас оно есть? – ощетинилась я. – Золото? Еда?

– Еда – всеобщая проблема, разница между народами лишь в степени ее разрешения. Золото – да, оно позволяет нам выразить себя и постичь. Но смысл предназначения превыше еды и золота. Вам не понять, что такое радость избранности. Жизнь ваша промелькнет в бессмысленной и бесполезной борьбе. Впрочем, и вам могут предложить высокое служение, и тогда вы познаете свое предназначение, и жизнь ваша обретет тот смысл, которого лишена сейчас. Прах из праха, в воле Повелителей мы обретаем блаженство существования. Высшее счастье, высшее блаженство, высший смысл и высшая цель – все в воле Повелителей.

– В воле Повелителей? – переспросила я. Ничего не понимаю, какие вдруг у ящеров Повелители, откуда?

Ящер не ответил. Он уже смотрел мимо меня, и я тоже захотела обернуться, но не смогла. Окаменевшее вдруг тело отказывалось шевелиться, мой провожатый развернулся и неторопливо пошел прочь, потеряв почему-то всякий интерес и к разговору, и к экскурсии вообще. К оплаченной, между прочим, экскурсии! А я смотрела вслед, и ни одной мысли не возникало в голове. Будто мысли так же закаменели, как и тело. Закаменели в тот момент, когда я удивилась непонятному выступлению ящера о смысле жизни, да так и остались в тупом недоумении. У меня взяли разговорник и куда-то повели, я осознавала это, но как-то тупо и отстраненно. Словно всё, что происходит сейчас, – не со мной, а я… а меня и нет вовсе.

Зеленоватые сумерки сменились дневным светом, потом – тем слепяще-ярким освещением, какое бывает в больницах и лабораториях. Потом на меня надели браслеты, сняли маску, и я осознала происходящее.

Передо мной стоял илл. Еще более невысокий и щуплый, чем все иллы, с тонкими чертами почти человеческого лица и пышными золотистыми волосами. В хамелеоновой накидке поверх серебристых дипломатических одежд. Ага, высшая каста… элита Империи.

– Какая встреча, – процедил илл. Почти пропел… Неприкрытое торжество в его лице взбесило меня, и браслеты отозвались на вспышку злобы волной почти нестерпимой боли. Это ты проходила, сказал в голове спокойный голос Теллы. Успокойся. Не дай ему убить себя. Да, я успокоюсь… постараюсь… только дыхание переведу… как же медленно затухает эта боль…

– Что вы себе позволяете? – спросила я как могла спокойно. – Устраивать похищения в не принадлежащем вам мире… это не сойдет вам с рук.

– Не надо цитировать международное право, капитан Три Звездочки, – сладко улыбнулся илл. – Не утруждайся. Никто и никогда не узнает, что с тобой случилось, так что с этой минуты можешь считать себя вышедшей из сферы действия закона. Закон не помогает потерявшим осторожность одиночкам. Особенно без следа пропавшим.

– Ошибаетесь! – бросила я. – У меня найдутся друзья.

– Твои надежды смешны. – Илл и вправду рассмеялся, словно трель серебряного колокольчика разлилась в воздухе. – Конечно, у тебя найдутся друзья. Из СБ. Только вот ведь какая незадача, агент Три Звездочки, СБ тебе не поможет. Не сможет помочь. Был такой капитан Три Звездочки, отправился зачем-то побродить по городу ящеров, да и пропал там. Концов нет. Не первый и не последний случай! Друзья, – илл снова рассмеялся. – У прежнего капитана Три Звездочки тоже были друзья. И что же?

Отец! Меня снова накрыла злоба, да такая, что и боль не сразу приглушила ее. Наверное, я потеряла сознание, потому что вновь осознала себя лежащей на полу, с разбитым носом и дикой слабостью во всем теле. И похоже, провалялась я долго… во рту горит от дикой жажды, в голове туман, а илл сидит в вертящемся кресле, закинув ногу на ногу, и покачивает мягким кожаным сапожком прямо над моими глазами.

– Когда-нибудь вам дадут по носу, – прошептала я. – Крепко дадут. Мало не покажется.

– Вряд ли, – проворковал илл, – вряд ли. И уж во всяком случае, не шпиону Конгломерата уповать на это. Кстати, по законам сссла шпионаж карается смертью. Расточительно, не правда ли, Три Звездочки? Но что делать, что делать… такие улики… я и говорю-то с тобой только потому, что местные деятели сейчас очень заняты твоим другом Сэйко. Да, очень заняты… ты ведь знаешь, как казнят ящеры?

Я знаю, еще бы не знать. Сэйко…

– Да, ты знаешь, – довольно подтвердил илл. – Я попрошу для себя твою шкурку… мне не откажут. – Он наклонился, провел узкой прохладной ладошкой по моему плечу, пропустил шерсть меж пальцев, как песок на пляже… – Такая мягкая… словно шелк. Ты ведь веришь мне, Три Звездочки? Так и будет…

Да, так и будет… Ледяная безнадежность заполнила меня до краев, тронь – выплеснется, ледяная, страшная, в ней сладость и наслаждение, и я знаю, что наслаждение это – не мое, а илла. Я знаю, это иллу сладко – сладко от моего страха, от предвкушения моей боли, от черного колодца отчаяния, поглотившего меня. И еще я знаю, что знание это вложил, в меня илл, что знание это – как приправа, изысканная приправа к сладкому блюду из униженного врага. Из меня. Будь ты проклят, илл, раздельно подумала я. В ответ на меня капнуло восторженным злорадством: блюдо стало вкусней.