Василий Головачев - Извне

— Меланхоличным, — повторил Сандерс. — А чем он, собственно, увлекался? Такие люди нередко собирают старинные фолианты, гравюры… ну, проще говоря, бабочек. Так?

— Нет, гравюры он не собирал. Что касается бабочек, то тут, пожалуй, действительно кое-что есть, но вряд ли его увлечение имеет хоть какое-то отношение к отлову федеральных преступников, за головы которых назначено вознаграждение. Хендрик мечтал стать археологом. Но в университете специализировался по юриспруденции, причем без всякого нажима, он сам так решил. Насколько я знаю, он собрал уйму всяких докладов, ученых работ по астроархеологии, и прочего хлама. Я, знаете, над этим посмеивался, особенно в последние несколько лет.

— Это почему же? — подался вперед генерал.

— Да понимаете, сэр, он стал увлекаться всякой чертовщиной. Всякие феномены, слухи, всяческие аномальные наблюдения в колониях. Извините, точнее я вам сказать не могу: я человек конкретный, и работаю на вполне конкретном участке. В колониях я провел десять лет, слухами мне приходилось заниматься профессионально, но ко всем этим шаманским делам я изначально отношусь плохо. Есть вещи, необъяснимые с точки зрения нашей убогой науки — бесспорно. Но во всякую магию я, знаете, не верю. Равно как в оживших мертвецов тысячелетней давности — хотя про такое мне тоже рассказывали.

— Значит, археология… н-ну… предположение может быть странным, но вот тут у нас действительно есть за что зацепиться.

— Простите, сэр? — искренне удивился Козак. — Хорошо… а патент? Если представить себе, что он вдруг спятил на своих раскопках окончательно, на кой черт ему патент? И что интересного можно найти тут, на Норри?

— Вот как раз тут-то интересного немало, — почему-то вздохнул Сандерс, — только это мало кому нужно. Мы, люди, удивительно глупы и нелюбопытны. Зато идиотские этические вопросы занимают нас куда больше, чем они того стоят. Эту планету подарили нам тиуи. О которых мы, как известно, уж-жасно не любим вспоминать. Воспоминания, понимаешь, неэтичны… неэтично вспоминать, как некоторые из нас осваивали космос в их, тиуи, пиратских экипажах.

— Это были скорее не пираты, а контрабандисты, — скривил рот Борис. — А причем здесь это?

— Да ладно! — презрительно фыркнул старик. — Давайте уж называть вещи своими именами! Мы вылезли в космос как наемники, на чужих кораблях, и длилось это не одно столетие, и не все об этом знали, а потом, понимаешь, нам стало жгуче стыдно, ах-ах-ах, как же неэтично мы себя вели. Были, понимаешь, плохими мальчиками. Вот только почему-то никого, кроме нас самих, этот факт совершенно не волнует, все воспринимают нас такими, каковы мы есть на самом деле — ленивыми, тупыми и лицемерными.

— Да вы порядочный мизантроп, сэр, — придушенно рассмеялся Козак — от порывистой тирады генерала ему вдруг стало не по себе, и он поспешил подлить в свой стакан вина.

— Отнюдь, я просто объективен. Итак, я немного отклонился от темы. Эту планету нам подарили тиуи, а ведь они никогда ничего не делали просто так. Мы вцепились в ценный подарочек, совершенно позабыв спросить — а что с ним теперь следует делать? Где инструкция по эксплуатации? А планетка-то ведь не без сюрпризов.

— Я прекрасно знаю, что планета отошла нам по условиям Ларского договора, — вздохнул полковник. — Но у тиуи здесь не было ни баз, ни постоянных поселений, по сути, ничего… и принадлежала она им сугубо формально.

— Да, уж, «ничего», — перебил его Сандерс, — конечно, ничего!.. Вот система идиотов, а! Да первое же поколение колонистов тут столько всего нашло… но кого это интересовало? Как раз в то время и про Ларский договор старались забыть, причем изо всех сил, опять-таки. Тиуи — это мелочи жизни, дорогой мистер Козак. Здесь был кто-то до них, причем очень давно. Кто-то, кто ставил довольно странные, я бы сказал, эксперименты… я мало знаю об этих вещах, мне все некогда, но слухи ползут, знаете ли. Пару раз у нас появлялись известные гробокопатели, и кое-что им даже удалось увезти.

Борис в задумчивости провел рукой по макушке, где от буйных некогда кудрей остался лишь редкий седоватый ежик: ходить с изрядно облезлой головой ему не нравилось, прибегать к услугам реконструкторов он считал ниже своего достоинства, поэтому давно уже стригся почти налысо.

— Но все-таки здесь налицо явная нестыковка, — пробормотал он. — Если представить себе, что Хендрик решил-таки послать всех к чертям и заняться ремеслом грабителя пирамид, зачем ему патент стоимостью в сотню тысяч?

— Затем, наверное, что он почуял вознаграждение во многие миллионы, — сощурился старый генерал, — а может, и что-то более для него значимое.

— Миллионы? Не забывайте, он тоже из Эттеро! С этой позиции у Хендрика и так было все, о чем может мечтать нормальный человек. Да и вообще деньги как таковые его мало интересовали.

— Значит, я прав, — улыбнулся Сандерс. — Любопытно… получается, на нашем старом Норри затевается какая-то интересная каверза, а я ни сном ни духом. И еще эти ваши детективы. Тоже знаете, симптомчик. Я попробовал бы вам помочь через местную контрразведку, но у них там сейчас жуткий переполох: умер подполковник Делорм, на которого завязывалось слишком много узелков. Он давно уже был плох, две операции, но врачи были уверены, что лет пять у него еще есть. Видно, просмотрели: метастазы опять пошли в лобные доли и… все. Жалко мужика, он был парень правильный. Ну да ладно. Сделайте-ка вы, мистер Козак, следующее: сами пока никуда не суйтесь, а я пошевелю носом и послезавтра, пожалуй, с вами свяжусь. Идет?

Глава 2.

Старик генерал поднял Бориса в восемь утра по местному. В криокамере такие понятия как «внутреннее время» и «время прибытия» не имеют ровно никакого значения, корабль просто приходит с утра пораньше по времени порта: пассажиры и так выспались на пару месяцев вперед, поэтому особого дискомфорта Козак не испытал, хотя с вечера размышлял о том, как бы поваляться в постели до полудня.

— Вам здорово повезло, — сообщил он с таинственностью в голосе. — Ко мне заехал один старый приятель… в общем, завтракать вам не стоит — заводите своего железного коника и летите в мои апартаменты…

Козак протер глаза и собирался было поинтересоваться, что за приятель мог появиться в столь неурочное для визитов время, но коммуникатор уже молчал. Перезванивать было бы бестактно, и Борис, пожав плечами, отправился умываться. Через десять минут он был уже в седле.

Утренний воздух показался Борису излишне свежим, сразу отбив у него охоту накручивать газ, поэтому он ехал довольно медленно, размышляя о том, почему это в прокатной конторе ему даже не предложили шлем. Наверное, потому, что ни один из встреченных им мотоциклистов о таких украшениях и не думал. Зато огромные, в пол-лица, затемненные ветрозащитные очки были у всех. Немного ежась — ползти совсем уж тихонько байк не в состоянии по определению, — Борис добрался до уютного квартала Сандерса и выключил движок у знакомой калитки.