Даниэль Клугер - Сатанинская пристань

Впрочем, за последнее время костры многим наскучили, поскольку жгли не только еретиков и не только архиэкстрасенсы.

6

Когда я добрался до старого двухэтажного дома, в котором жила Моя Девушка с дядей, уже стемнело. Здесь, на окраине, дышалось легко, почти так же, как у нас, в Диком районе.

Окна второго этажа были ярко освещены, из дома доносились громкие голоса и веселая музыка.

Я вошел во двор, поднялся на высокое крыльцо и собрался было постучать, но что-то удержало меня. Может быть, голоса в доме зазвучали резче, может быть, музыка заиграла громче, но мне почему-то расхотелось встречаться с родственниками Моей Девушки. Не скажу, что они плохо относились ко мне. Ее дядя однажды подарил мне кинжал с костяной рукояткой и кожаными ножнами. Правда, я никогда не носил его и сейчас даже не помнил, куда его забросил.

Стараясь не шуметь, я сбежал с крыльца, обогнул дом и остановился под окном спальни Моей Девушки. Шторы на окне были плотно задернуты, оставляя лишь узенькую полоску света, пробивавшегося изнутри. Я трижды свистнул. Ответа не последовало, шторы остались неподвижными. Я снова засвистел.

Громко хлопнула входная дверь. Из-за угла дома вышел человек. Он остановился в нескольких шагах от меня. Свет упал на его лицо. Я узнал дядю Моей Девушки.

– Ну? – процедил он. – Чего свистишь? Что тебе здесь надо?

– Ничего, – я отступил на шаг. – Я хотел навестить Мою Девушку.

– Мою Девушку… – протянул дядя. – Мою Девушку. Его Девушку. Их Девушку. И так далее. Но зададим себе вопрос, а не одно и то же лицо подразумевается под этими именами?

– Одно, – я отступил еще на шаг.

– И что же это за лицо?

– Моя Девушка.

– Твоя Девушка? – его губы растянулись в улыбку. – Но твоя девушка может быть только в твоем доме. Значит, это твой дом?

– Нет, это не мой дом, – ответил я. – Это твой дом.

– Верно, – он согласно кивнул головой. – Это мой дом. И, следовательно, твоей девушки здесь быть не может. Здесь есть только моя сестра и моя племянница.

Говоря так, он медленно приближался ко мне. Я так же медленно отступал. Он остановился и спросил:

– Не означает ли все это, что ты пришел к одной из них? Если так, то я должен тебя убить, потому что это моя сестра и моя племянница. Надеюсь, ты понимаешь?

Я промолчал. Он некоторое время выжидательно смотрел на меня, потом сказал:

– Ты должен ответить. Если прав я, то я должен убить тебя. Если же я неправ, то наоборот.

Я попытался отступить к калитке. Заметив мое движение, он тут же, в несколько шагов, перекрыл мне путь. Теперь за моей спиной оказалась стена дома, а передо мной – он.

– Отвечай!

– Я не знаю, – сказал я. – Я не могу ответить. Война окончена.

Он задумчиво посмотрел на меня и положил руку на рукоять кинжала, болтавшегося у широкого пояса. Я подумал, что кинжал был точь-в-точь такой же, как тот, который он мне подарил.

Во рту пересохло. Единственным желанием было желание поскорее убраться отсюда. Но бежать я не мог и повторил, с трудом ворочая сухим шершавым языком:

– Война окончена.

– Окончена… – повторил он. – Собственно, это еще не факт, а даже если и факт, то он не может иметь решающего значения. Поскольку солнце зашло, постольку война окончилась. Поскольку завтра солнце неизбежно взойдет, постольку война столь же неизбежно возобновится. В то же время ты говоришь об этом. Следовательно, для тебя это имеет определенное значение. Из чего я делаю вывод: ты там был.

– Да, был, – я не успел сказать, что был не на самой войне– среди зрителей. Одним прыжком дядя Моей Девушки оказался совсем рядом. Могучая лапа сдавила мне горло, лицо с вытаращенными глазами склонилось надо мной, его черты чудовищно исказились.

– Но это же непорядок, – сказал он. – С войны не следует возвращаться, потому что это война. Тебя должны были убить, но почему-то не убили. Я не могу с этим согласиться. Так же, как и с тем, что здесь живет т в о я девушка.

Красные круги поплыли перед глазами. Еще миг – и он придушил бы меня. Когда все уже, казалось, было кончено, снова хлопнула дверь, и женский голос позвал его. Он легко отшвырнул меня в сторону и скрылся за углом. Невнятные голоса, скрип дверных петель – и все стихло.

Кое-как поднявшись на ноги, я прислонился к забору и закрыл глаза, пытаясь отдышаться. Болела шея, кровь стучала в висках.

Только сейчас, когда он ушел, мне по-настоящему стало страшно. Я не боялся его возвращения. Скорее всего, он уже забыл о моем существовании. Я не боялся того, что нахожусь на Залесской. Война возобновится только завтра, и никто не знает, кто и с какой стороны будет в ней участвовать.

Просто мне неожиданно вспомнился недавний и очень странный сон. Мне снился какой-то город, совершенно непохожий на наш. В нем были очень ровные и широкие улицы, высокие дома, и окна в них были тоже очень высокими и очень широкими, так что сами дома казались много легче наших, хотя и значительно больше.

Людей, жителей этого города, я тоже видел, и они тоже совсем не походили на нас. Может быть, потому, что разговаривали друг с другом, словно не существовало никаких законов, запрещающих это. Разговаривали и при этом улыбались друг другу.

А мне – нет. Меня они не видели, проходили словно мимо пустого места.

Меня пугал не столько сам сон, сколько то, что он так не походил на нашу жизнь.

Что-то невидимое сдавило мне грудь, едва я вспомнил сон. До боли, до судороги. Во время сна мне тоже все время не хватало воздуха. Я не мог больше стоять и бессильно сполз по забору в высокую влажную траву.

Не знаю, сколько времени я просидел скорчившись и закрыв глаза. Возможно, я потерял сознание. Во всяком случае, когда способность думать и чувствовать вновь вернулась ко мне, в доме было темно и тихо.

7

Я возвращлся узкой извилистой улочкой к Центральному Рынку. Каждый шаг давался мне с трудом, несколько раз я падал. Сама улица внезапно стала моим врагом, коварным и жестоким. Я задыхался, горячий воздух обдирал гортань, обжигал легкие. Глаза мои слезились, освещенные луной дома расплывались, теряя четкость очертаний.

Они угрожающе раскачивались надо мной, они превратились вдруг в злых демонов-убийц.

Мне казалось, что эта враждебная улица никогда не кончится, что она свилась в кольцо, и мне уже не вырваться из этого кольца. Но дома неожиданно расступились, улица ослабила хватку, и я увидел пограничные столбы. Я оглядывался по сторонам, пытаясь отыскать давешний бар, но вокруг царила полная тишина, и угадать, которая из разбитых витрин была именно той, не представлялось возможным.

Я собрался с силами и зашагал быстрее, но у столбов снова остановился.