Светлана Тулина - Воображала

Первая смотрит в окно.

На улице яркое солнце отражается в лужах. Ярко-зеленая трава на газонах и еще по-весеннему полупрозрачные деревья.

Черная машина с тонированными стеклами — у самых дверей. Шофер предупредительно распахивает дверцу. Конти, помедлив, садится.

Беззвучно захлопывается дверца, машина медленно трогается.

Первая санитарка смотрит вслед уезжающей машине. Говорит очень тихо:

— А я бы все равно не хотела — вот так… Даже со всеми ихними деньжищами впридачу…

И вторая не находит, что на это ответить, сразу теряя весь свой напор. Только поджимает губы и опять встряхивает фиолетовыми кудряшками…

Смена кадра

Камера движется вдоль темно-серой стены, на стене — пара кашпо с яркими неживыми цветами, какие-то выцветшие плакатики разъяснительно-предупредительного содержания о вреде курения, алкоголя и чего-то там еще. За коротким коридорчиком — просторный холл зоны ожидания. Мягкие кожаные диваны, телевизор, аквариум, столики с журналами.

Людей в зоне ожидания не слишком много — пожилая женщина с недовольным выражением лица, рядом с ней — толстая девочка лет семи, она ест банан, очень сосредоточенно и целеустремленно, с видом человека, занятого чрезвычайно важным делом. Перед каждым новым укусом пухлые губы на миг застывают, а потом резко смыкаются — решительно и неотвратимо. Вот она открывает рот очередной раз — и замирает, забыв про свое важное дело и буквально вытаращив глаза на что-то, пока находящееся за кадром. Женщина одергивает ее, но и сама исподтишка бросает в ту сторону любопытные взгляды, поджимает губы.

Камера отъезжает. На следующем диванчике за аквариумом — девушка с глянцевым журналом, мальчик в очках и старушка. Девушка перестает читать, мальчик моргает, снимает очки, начинает их протирать, старушка просто смотрит — смотрит жадно, в упор..

Мимо них проходит Конти (высокий, очень прямой и напряженный), ведя за руку девочку лет трех. (Девочка со спины, белые колготки, оранжевое платье, голубой бант с оранжевой каемкой). Девочка прихрамывает, и поэтому Конти идет медленно. Но Конти все равно предпочитает не брать ее на руки, словно от этого зависит что-то важное.

Сидящие в холле смотрят им вслед. На лицах — нездоровое любопытство, интерес и отвращение, что-то неуловимо одинаковое, несмотря на разные оттенки…

Камера скользит вдоль ряда этих лиц, сначала медленно, потом слегка ускоряя движение.

Смена кадра

Ощущение непрерывного движения — сначала вдоль стены, потом в открывшиеся двери.

В кабинете движение не останавливается, его продолжает встающая навстречу вошедшим полная женщина-врач, она глядит только на Конти, игнорируя девочку, качает головой:

— Сожалею, но Виталий Павлович просил передать, что не видит смысла продолжать процедуры, за последнее время улучшений не зафиксировано, так что ничем больше не можем вам…

Камера, продолжая движение, делает разворот к дверям, двери раскрываются…

Смена кадра

Двери раскрываются, на них накладываются другие раскрывающиеся двери — другие двери другого кабинета.

Старик за столом (высокий, худой, нескладный), все время смущенно хмыкает:

— Сожалею, что вы… хм… проделали такой… хм… путь…

Выбивает пальцами дробь на столешнице.

Пока он говорит, камера делает быстрый объезд кабинета, на секунду задерживается на девочке у окна.

Девочка смотрит в окно. Окно выходит на Дворцовую площадь, вид немного сверху, этажа с четвертого. Вокруг Александрийского столпа — шумный митинг. Бьются транспаранты, конный отряд блюстителей порядка пытается прорваться сквозь толпу. Камера меняет фокус, теперь резко видно стекло, мутно — панораму. По стеклу бегут крупные капли — на улице идет дождь.

Смена кадра

На улице дождь. Капли бегут по стеклу.

Молодой женский голос говорит на не очень твердом, излишне правильном русском:

— Мы были бы рады, но правила устанавливаются не нами, и если вероятность благополучного исхода менее тридцати процентов…

Камера меняет фокус. За окном (видно, что это первый этаж) — старая улочка маленького европейского городка, угол ажурной решетки, старый фигурный фонарь, лепнина на стенах.

Камера отъезжает.

Девочка по-прежнему смотрит в окно, она и одета почти по-прежнему — платье, хоть и другого фасона, но тоже оранжевое. Камера делает объезд кабинета, явственно направляясь к дверям. Цепляет Конти и молоденькую, очень серьезную девушку за столом. Девушка продолжает говорить:

— Существует еще Совет Учредителей, и если вы обратитесь лично, может быть…

Но камера уже в очередном коридоре.

Движение нарастает, пока еще очень медленно, почти незаметно. Вдоль стены сидят какие-то люди, они оборачиваются, отвлекаются от своих дел, на лицах — все те же страх и нездоровое любопытство.

Смена кадра

Новый кабинет.

Девочка (со спины) сидит на высоком белом стуле с ажурной спинкой, ее ноги в белых колготках и светло-голубых туфельках далеко не достают до пола. Рядом с ней — маленький юркий человечек в белом халате и с гривой таких же белых волос. Он вертит сухонькими ручками ее голову, мнет лицо, поворачивает, приподнимает, щупает кожу. Ему для этого даже не приходится наклоняться. Наконец, поднимает голову, пожимает плечами:

— Боюсь, что не могу вам ничем…

(Все это — очень быстро, камера только успела объехать их с девочкой вокруг и вновь устремилась к дверям, окончания слов уже не слышно).

Вновь коридор, движение убыстряется, лица у стены почти сливаются.

Лица — другие.

Но выражение на них — то же самое…

Смена кадра

Снова кабинет.

Профессор с бородкой разглядывает черные пластинки рентгеновских снимков, складывает их в стопочку, кладет на стол, руки у него жесткие, с твердыми пальцами. Говорит что-то по-немецки, коротко и отрицательно. Пожимает плечами.

Лицо у него отстраненно-скучающее.

Смена кадра

Крупным планом — снимки.

К ним тянется пухлая рука.

Камера отъезжает назад.

Но не делает попытки устремиться к двери.

И вообще, в этом кабинете есть что-то необычное. Может быть — то, что Конти сидит на стуле (до сих пор его показывали только стоя).

Может быть — раскрытые окна, в которые врывается слабый шум прибоя — окна выходят прямо на пляж, по которому разбросаны какие-то беседки, скамейки, зонтики и шезлонги, а чуть подальше — еще пара одноэтажных домиков. Может быть — сам врач, толстый китаец неопределенного возраста.

Или то, что этот китаец улыбается…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});