Майк Резник - «Если», 2002 № 04

— Насколько они умны? — спросил кто-то из британцев. — В детстве у меня была собака, которой постоянно хотелось, чтобы я покормил ее или погладил. Однако она никогда не говорила мне об этом.

— Конечно, говорила, но только не словами.

— Я понял вашу мысль, — сказал британец. — Но все же?..

— Это тупые сельскохозяйственные животные, — помолчав, заговорил Коттер. — Они ни о чем не мыслят, не мечтают о будущем, ни на что не надеются и ни к чему не стремятся. По какой-то генетической случайности они способны произнести несколько членораздельных слов, но то же самое умеют делать многие птицы. Надеюсь, вы не думаете, что мистер Макдональд поставил себе целью вывести разумное мясное животное?

— О нет, конечно, нет, — поспешно сказала Джули. — Но слышать человеческую речь из уст животного… Это все-таки немалый шок.

— Я знаю, — согласился Коттер. — Именно поэтому мы позвали вас сюда и собираемся пригласить еще несколько групп журналистов. Чтобы вы подготовили публику.

— Да уж, — сказал я с большим сомнением. — Боюсь, на такую подготовку понадобится прорва времени.

— Надо же когда-то начать, — пожал плечами пиарщик. — Нам, так или иначе, рано или поздно, придется рассказать об этой странной аномалии. Вы знаете, что люди имеют склонность приписывать животным человеческие свойства, а уж если животное еще и говорит… Словом, мы должны убедить потребителей — и притом так, чтобы у них не осталось ни тени сомнения, — что мясные колобки совершенно лишены интеллекта и не понимают значения заученных слов. Мы просто обязаны убедить их в этом, поскольку мясные колобки — последний шанс человечества… Прошу обратить особое внимание: я сказал не ЛУЧШИЙ, а ПОСЛЕДНИЙ ШАНС! Поэтому мы не можем допустить возмущенных пикетов, бурных демонстраций и оголтелых проповедей защитников прав животных. Люди начнут задавать вопросы, но нашим ответам никто не поверит. Однако они должны поверить непредубежденному мнению авторитетной мировой прессы.

— Угу, — сказал я вполголоса Джеку. — И если ребенок никогда не согласится скушать Бэмби, Индюка Генри или Свинку Пенелопу, как можно заставить его поедать Говорящего Колобка, который взаправду существует?

— Я слышал ваши слова, — резко произнес Коттер. — И хотел бы напомнить, что голодающие дети, которые выживут благодаря мясным колобкам, вряд ли слышали что-нибудь о Бэмби, Генри и иже с ними.

— Ваш аргумент годится на год или два, — ответил я, ничуть не впечатленный. — А после вы начнете продавать колбургеры на каждом углу Соединенных Штатов.

— Этого не случится, пока мы полностью не исполним наш долг перед обездоленными народами мира. И к тому времени люди, на которых вы намекаете, будут уже готовы принять колобков.

— Что ж, вы вправе надеяться.

Мы оба знали, что я прав, а он лжет: до колбургеров дело дойдет даже раньше, чем можно предположить. Но если он не захотел спорить, то я тем более. Мне нужен репортаж, только и всего.

— Прежде чем я покажу вам перерабатывающий комбинат, кто-нибудь еще хочет задать вопрос? — поинтересовался Коттер.

— Вы имеете в виду скотобойню? — уточнил Джек.

— Я имею в виду мясокомбинат, — сурово сказал он. — Есть слова, которые не числятся в нашем лексиконе.

— Вы действительно хотите показать нам, как ваших колобков… перерабатывают? — спросила Джули с отвращением.

— Разумеется, нет, — отрезал Коттер. — Я просто покажу вам комбинат. Между прочим, сам процесс совершенно безболезненный и весьма эффективный. Но я не вижу никакого смысла в том, чтобы вы описывали его в своих репортажах.

— Меня это устраивает, — пробормотала Джули с заметным облегчением.

Пиарщик махнул рукой в сторону открытого электробуса, припаркованного в паре сотен метров от амбара, и через минуту тот двинулся в нашу сторону. Когда все расселись, Коттер вскочил последним и встал рядом с водителем, глядя на нас.

— Мясокомбинат в пяти милях отсюда. Это практически самый центр фермы, надежно изолированный от посторонних глаз и ушей.

— Ушей? — Джули чуть не подпрыгнула. — Они у вас там что… кричат?!

— Просто фигура речи, — снисходительно улыбнулся пиарщик. — Наше производство самое гуманное из всех когда-либо существовавших в мире.

Машина резво подскакивала на кочках, но Коттер сохранял равновесие, как заправский кавалерист, без устали обстреливая нас не слишком полезной информацией, по большей части то слишком технической, то откровенно рекламной.

— Приехали! — воскликнул он наконец, и электробус остановился возле внушительного здания, рядом с которым наш знакомый амбар мог показаться хибарой. — Все на выход, господа, прошу вас.

Мы вышли из машины, и я сразу принюхался, ожидая учуять запах свежей крови. Не то чтобы я хорошо представлял, как пахнет свежая кровь, но здесь я не ощутил вообще никакого постороннего запаха. Ничего, кроме свежего, чистого воздуха. Я был почти разочарован. Неподалеку от здания обнаружилось несколько небольших загонов, в каждом из них пребывало примерно по дюжине мясных колобков.

— Возможно, вы заметили, что у нас нет транспортных средств, способных перевозить сотни и тысячи голов, которые мы ежедневно отправляем на переработку? — Это был вопрос, но у Коттера он прозвучал как утверждение.

— Полагаю, ваши машины где-нибудь в другом месте? — сказала пожилая леди из Индии.

— Мы отказались от них, — объявил Коттер, — поскольку они неэффективны.

— И как же вы обходитесь?

Пиарщик загадочно улыбнулся.

— Зачем строить дороги и загромождать их транспортом, если…

Он достал карманный компьютер и настучал на клавиатуре код допуска. Створки главного входа величаво раздвинулись, и я заметил, что колобки в загонах пришли в заметное волнение и стали подпрыгивать. Коттер направился к ближайшему загончику и спросил:

— Кто из вас, ребята, желает на небеса?

— На небеса! — радостно взвизгнул один колобок.

— На небеса! — громко заверещал другой.

Через минуту вся дюжина повторяла те же слова почти в молитвенном песнопении, и я внезапно ощутил себя нечаянным участником жутковатой сюрреалистической пьесы. Коттер широко распахнул дверцу загона, колобки весело поскакали к главному входу мясокомбината и скрылись внутри.

— Вот видите? Все очень просто, — довольно резюмировал он. — Мы экономим на машинах, горючем, обслуживающем персонале, что позволяет…

— Просто?! — вскричала Джули. — Это просто… нечто богохульное и непристойное! И если на то пошло, — она подозрительно прищурилась на Коттера, — откуда тупому животному знать, что такое небеса?!