Ричард Матесон - Вторжение

Она закрыла глаза. По лицу было видно, с каким трудом Энн сохраняет терпение.

— Послушай, Дэвид, говорю в последний раз: я тебе не изменяла. Я понимаю, это мешает тебе играть роль обманутого супруга, но ничем не могу помочь. Можешь заставить меня поклясться на сотне Библий, и я все равно скажу тебе то же самое. Можешь ввести мне сыворотку правды, и я повторю то же самое. Можешь подключить меня к детектору лжи, и все равно услышишь то же самое. Дэвид, я…

Она не смогла договорить. Приступ кашля сотряс все ее тело. Лицо налилось кровью, и она кинулась к раковине налить воды. Он осторожно похлопывал ее по спине, пока она пила. Энн поблагодарила его осипшим голосом. Дэвид еще немного погладил ее по спине, почти с тоской.

— Лучше тебе сегодня полежать в постели, — сказал он, — кашель у тебя какой-то нехороший. И еще… стоит подкалывать одеяло булавками, чтобы ты не…

— Дэвид, что ты будешь делать? — спросила она несчастным голосом.

— Делать?

Она не стала объяснять, что имеет в виду.

— Я… я не знаю, Энн. Всем сердцем я хочу верить тебе. Но…

— Но не можешь. Что ж, ладно.

— Не спеши, пожалуйста, с выводами! Неужели ты не можешь дать мне время, чтобы все обдумать? Ради бога, я же пробыл дома всего день!

На короткий миг он, казалось, увидел в ее глазах прежнюю теплоту. Может быть, она смогла понять за его сердитым тоном, как сильно ему хочется остаться. Она взяла чашку с кофе.

— Что ж, обдумывай, — сказала она. — Я-то знаю правду. Если ты мне не веришь… тогда ищи себе какое-нибудь глубоко научное объяснение.

— Спасибо, — сказал он.

Когда Коллиер уходил из дома, Энн, тепло укутанная, лежала в постели, кашляла и читала «Введение в химию».

— Дэйв!

Серьезная физиономия профессора Мида расплылась в улыбке. Он отложил в сторону пинцет, которым поправлял препарат под линзой микроскопа, и протянул руку. Джонни Миду, некогда лучшему нападающему во всей Америке, было двадцать семь, высокий, широкоплечий, вечно стриженный под ежик. Он сжал кисть Коллиера в мощном рукопожатии.

— Как дела, приятель? Вволю наобщался с бразильскими москитами?

— Более чем, — улыбнулся Коллиер.

— Прекрасно выглядишь, Дэйв. Подтянутый, загорелый. Должно быть, отлично смотришься на фоне наших задохликов из кампуса.

Они направились через обширную лабораторию в контору Мида, проходя мимо студентов, склонившихся над микроскопами или вперивших взоры в шкалы приборов приборов. Коллиера сейчас же охватило чувство возвращения, но радость тотчас пропала, когда до него дошла ирония ситуации: он испытал это чувство здесь, а не дома.

Мид закрыл дверь и указал Коллиеру на стул.

— Ладно, расскажи мне обо всем, Дэйв. Исследование в тропиках — дело нешуточное.

Коллиер откашлялся.

— Послушай, Джонни, если ты не против, — начал он, — мне бы хотелось сейчас поговорить о другом.

— Выкладывай, что там у тебя, дружище.

Коллиер колебался.

— Ты только пойми: то, что я скажу, должно остаться строго между нами, и скажу я это только потому, что ты мой лучший друг.

Мид подался вперед на своем стуле, юношеская живость сошла с лица, когда он понял, что его товарищ чем-то всерьез обеспокоен.

Коллиер все рассказал.

— Нет, Дэйв, — произнес Джонни, когда тот закончил.

— Послушай, Джонни, — продолжал Коллиер, — я понимаю, это звучит безумно. Но она с такой уверенностью настаивает, что ни в чем не виновата… честно говоря, я в полной растерянности. Либо она перенесла настолько сильное потрясение, что ее разум вытеснил воспоминания… про… про…

Он с хрустом сжал пальцы.

— Либо? — помог Джонни.

Коллиер глубоко вздохнул.

— Либо же она говорит правду.

— Но, Дейв…

— Знаю, знаю. Я уже был у нашего доктора. Клейнмана, ты его знаешь.

Джонни кивнул.

— Так вот, я был у него, и он сказал то же самое, то, чего ты не хочешь произносить. Что женщина не может забеременеть через пять месяцев после соития. Я это знаю, но…

— Но — что?

— Может быть, существует какой-то иной способ?

Джонни смотрел на него молча. Коллиер уронил голову на руки и закрыл глаза. Спустя миг он заговорил сам, с горестной насмешкой повторив собственные слова.

— «Существует какой-то иной способ». Что за нелепое предположение!

— Она утверждает, что не?..

Коллиер устало закивал.

— Да. Она… да…

— Не знаю, — сказал Джонни, проводя кончиком указательного пальца по нижней губе. — Может быть, у нее истерия. Может быть… Дэвид, может быть, она вовсе не беременна.

— Что?!

Коллиер вскинул голову и впился в Джонни глазами.

— Не дергайся, Дэйв. Не хочу тебя злить. Однако… э… разве Энн не мечтала все это время о ребенке? Думаю, она очень сильно его хотела. Э… вероятно, это покажется безумной теорией, но, полагаю, возможно, чтобы эмоциональное… опустошение во время полугодовой разлуки с тобой вызвало ложную беременность.

Дикая надежда зашевелилась в Коллиере, надежда иллюзорная — он осознавал это, но в отчаянии готов был схватиться и за нее.

— Мне кажется, вам стоит поговорить об этом еще раз, — сказал Джонни. — Постарайся выудить из нее больше информации. Попробуй даже то, что она предлагает: гипноз, сыворотку правды, что-то еще. Но… не сдавайся, дружище! Я знаю Энн. И я ей верю.

Он почти бежал по улицам, размышляя о том, какой малой толики надежды ему хватило, чтобы поверить, что сумеет отыскать правду. Но по крайней мере, теперь, слава богу, сумеет. Эмоции захлестывали, ему хотелось кричать: «Это правда, должно быть правдой!»

Когда он свернул на дорожку к дому, он остановился так внезапно, что едва не упал, изо рта вырвался крик.

Энн стояла на крыльце в ночной рубашке, ледяной январский ветер трепал тонкий шелк, облепивший ее тело. Она стояла на промерзших досках босиком, держась одной рукой за перила.

— О господи! — пробормотал Коллиер сдавленным голосом и помчался по дорожке, чтобы побыстрей обнять ее.

Он обхватил ее, она была вся синяя и холодная как лед, широко раскрытые глаза вгоняли в страх.

Он наполовину ввел, наполовину внес ее в теплую гостиную и усадил в широкое кресло у камина. Зубы у нее стучали, свистящее дыхание вырывалось изо рта толчками. Дэвид заметался по дому: пытаясь совладать с дрожью в руках, он доставал одеяло, втыкал в розетку вилку, подсовывал электрогрелку под ее заледеневшие ноги, судорожно разводил огонь, чтобы заварить кофе.

Наконец он сделал все, что было в его силах, опустился рядом с Энн на колени и взял ее хрупкие руки. Слыша, как сотрясающий тело озноб отдается в ее дыхании, он ощутил, как все его внутренности переворачиваются от невыразимой тоски.