Джон Варли - Закатными солнцами

— Гинандоморф, — мгновенно сказал я, охваченный странным ощущением, будто снова оказался в аудитории. — Это аномалия, которая иногда возникает во время гаметогенеза. Одна сторона у нее мужская, а вторая — женская.

— Как необычно. Наш… лидер будет счастлив иметь это существо у себя… во дворце.

Я понятия не имел, насколько им можно верить. Оказывается, линейные сообщили различным группам исследователей не менее дюжины мотивов, объясняющих эпопею со сбором бабочек. Мексиканской группе сказали, что из бабочек будет извлечено — разумеется, без вреда для них — некое вещество. Энтомолог из Франции утверждала, что бабочек раздадут детишкам из четвертого измерения в качестве домашних любимцев. Трудно сказать, была ли хоть одна из этих версий правдивой. В результате общения с линейными мы усвоили одно: надо постоянно помнить, что в нашем сознании могут отсутствовать многие концепции, которые для этих существ столь же фундаментальны, как верх и низ для нас. И нам следует исходить из предположения, что с нами разговаривают примерно так, как мы разговариваем с детьми.

Примерно с час мы толковали о бабочках. Ларри тем временем все больше увязал в трясине уравнений, а солдатами быстрее овладевала скука. Линейный знал названия всех чешуекрылых, собранных ими сегодня, и тут я с ним тягаться не смог. Прежде этот факт никогда меня не волновал. В современные каталоги занесено примерно 170 тысяч видов бабочек и мотыльков, включая несколько тысяч спорных видов. Никто не смог бы знать их все… но я не сомневался: линейный их знает. Не забудьте, что им была доступна любая книга из любой библиотеки, и им не нужно было раскрывать книгу, чтобы ее прочесть. А время, которое, как мне говорили, было четвертым измерением, но теперь оказалось лишь четвертым, наверняка проходило для них совсем не так, как для нас. Ларри потом сказал мне, что миллиард лет для них — не такое уж и значительное… расстояние. Они оказались повелителями пространства, времени… и кто знает, чего еще?

Единственной эмоцией, которую они проявляли, оказался восторг перед красотой бабочек. Они не выказывали ни гнева, ни раздражения, когда в них стреляли — пули не причиняли им никакого вреда. Даже когда на них обрушивали бомбы или артиллерийские снаряды, они и тогда не показывали эмоций, а попросту делали так, что нападавшие вместе с оружием исчезали. В конце концов начальство, кем бы оно ни было, заподозрило, что на весь этот шум и гром линейные реагируют только потому, что пальба пугает бабочек.

Солдат предупреждали, чтобы они ни во что не вмешивались, но какой-нибудь придурок обязательно отыщется…

Поэтому когда перед рядовым Паулсоном запорхала Antheraea polyphemus, он протянул руку и схватил ее. Точнее, попытался. Не дотянувшись до бабочки на какой-то дюйм, он исчез.

Вряд ли кто из нас в первую секунду поверил собственным глазам. Лично я — нет. Я смотрел на то место, где только что стоял солдат, и гадал — может, мне надо что-то сказать? Вместо Паулсона остался лишь порхающий в солнечных лучах мотылек. Но вскоре послышались гневные возгласы. Многие солдаты сорвали с плеч винтовки и наставили их на Линию.

На них отчаянно кричал Эванс, но солдат уже охватили злость и отчаяние. Громыхнуло несколько выстрелов. Когда затрещал пулемет, мы с Ларри проворно ткнулись носом в траву. Осторожно приподняв голову, я увидел, как Эванс врезал пулеметчику в челюсть и отобрал у него оружие. Стрельба прекратилась.

На несколько секунд растянулась ошеломленная тишина. Я поднялся на колени и посмотрел на Линию. Ларри был цел и невредим, но «доска», с формулами исчезла. И Линия невозмутимо двинулась дальше.

Я решил было, что на этом все и кончится, но тут прямо у меня за спиной кто-то завопил. Едва не обмочившись, я быстро обернулся.

Передо мной на коленях стоял Паулсон, уткнувшись лицом в ладони, и вопил во всю мочь. Но он изменился. Волосы у него стали совершенно седыми, выросла и длинная седая борода. Выглядел он старше лет на тридцать, а то и на все сорок. Я подошел к нему, не зная, что делать в такой ситуации. Глаза его были полны безумия… а на полоске с именем, нашитой на груди, теперь значилось:

НОСЛУАП.

— Да они его отзеркалили, — ошеломленно пробормотал Ларри. Он принялся расхаживать взад-вперед, не в силах остановиться. Я же отнесся к ситуации философски. Похоже, нет смысла изводить нервы перед лицом того, на что способны линейные. Вот если я проделаю нечто такое, что их разозлит, тогда и начну волноваться.

Наш штаб в Северной Калифорнии к тому времени полностью заполнил большое здание отеля «Холидей инн». Армия реквизировала его целиком, потому что эта эксцентричная операция успела обрести украшение из ракушек, которым обрастает любой правительственный проект — буквально сотни людей носились по отелю, словно занятые чем-то очень важным. Но, хоть убейте, я никак не мог понять, какую пользу делу приносит любой из нас — если не считать Ларри и пилота вертолета, доставлявшего его к Линии и обратно. Казалось очевидным, что, если мы и получим какие-либо ответы, то именно через Ларри или кого-то вроде него. Но уж точно не с помощью солдат, танков и ядерных ракет (а я не сомневался, что и они нацелены на Линию). И тем более не через меня. Но меня не отпускали — наверное, потому что еще не разработали процедуру отправки кого-либо домой. Впрочем, я не возражал. Здесь я мог пугаться не хуже, чем в Нью-Йорке… А тем временем я делил комнату с Ларри… который полез в карман и достал одноцентовую монетку. Он взглянул на нее и перебросил мне.

— Я ее прихватил, когда они обшаривали его карманы, — пояснил он.

Я изучил монету. Как я и ожидал, Линкольн на ней смотрел налево, а надписи стали зеркальными.

— Как они могут такое проделывать? — спросил я.

Ларри на секунду смутился, потом схватил листок с эмблемой отеля и атаковал его извлеченной из кармана ручкой. Я смотрел ему через плечо, пока он рисовал человечка, а потом написал возле его рук буквы «Л» и «П». Затем сложил листок, не перегибая его — таким образом, что нарисованный человечек коснулся противоположной стороны листа.

— Плоскоземье не обязано быть плоским, — сказал он, обводя контуры человечка на новой поверхности, и я увидел, что теперь изображение стало зеркальным. — А плоскоземцы могут перемещаться сквозь третье измерение, даже не осознавая этого. Они просто скользят вдоль кривой в своей вселенной. Или же трехмерное существо может поднять их тут и опустить здесь. И они перемещаются, не преодолевая расстояние между двумя точками.

Какое-то время мы угрюмо разглядывали картинку.