Виталий Бабенко - ТП (Повесть временных лет)

Когда он проснулся, в зале ожидания не было никого. Никого. На ТП-станциях это случалось крайне редко. Видимо, пока Иван Данилович спал, ТП-канал открылся и принял всех желающих. А ночных пассажиров не нашлось.

Филин — в который раз! — сунул билет в щель регистрационного терминала. А вытащив — обомлел. На билете горела цифра 1. В очереди он был первым! Такого Филин тоже никогда не испытывал.

Донельзя удивленный и обрадованный (хотя чему тут радоваться полсуток провел на ТП-станции!), Иван Данилович опрометью бросился к подъемникам. Все пятьдесят лифтовых кабин стояли, гостеприимно распахнув двери навстречу Филину. Он влетел в первый попавшийся подъемник. Двери автоматически закрылись, и кабина полетела вверх.

«Только бы не закрылся канал, только бы не закрылся канал», — как заклинание твердил про себя Филин.

Канал не закрылся. Вместо этого на полпути остановился лифт.

— Опять?!! — мертвея, завизжал Филин.

Двери распахнулись, открыв какое-то темное пространство, и в подъемник вошел человек.

Филин замер, словно под пистолетом.

Он понятия не имел, что между подножием пилона и его вершиной — на этой восьмисотметровой вертикали — может существовать какая-то жизнедеятельность.

Нет, это, конечно, подразумевалось, что ТП должна обслуживать хитроумнейшая техника, что одно только энергетическое хозяйство — это какая-нибудь невообразимая электростанция мощностью в одну небольшую звезду, но как-то принято было считать, что вся эта машинерия размещена под землей, на многих этажах, уходящих в недра, пилон же — исключительно несущая конструкция, высоченная ферма, заключенная в ветропоглощающую оболочку. А тут — на тебе! Оказывается, и в пилоне есть этажи и там разгуливают люди.

— Ты кто? — спросил вошедший.

— Филин, — ответил Филин.

— Отлично, — почему-то обрадовался незнакомец. — А то я думал тюфяк.

— Как? — удивился Иван Данилович.

— Я говорю — думал, сюда какого-нибудь тюфяка дуриком занесло. Ты что, глухой?

— Нет, — обиделся Филин, — не глухой.

— То-то же. А я — Сыч.

— Очень приятно, — пробормотал Филин, а про себя подумал, что ничего приятного, или, напротив, неприятного, здесь нет: просто встретились два человека с птичьими фамилиями — редко, но бывает. Причем у одного — Филина — фамилия вовсе и не птичья, к птице филину она никакого отношения не имеет, разве что звучит так: омонимия полная. А все объясняется тем, что кто-то из предков Филина носил простецкое имя Филя. Филин хотел было поделиться своими генеалогическими откровениями с Сычом, но тот, видимо, вовсе не привык, чтобы его перебивали.

— Чудной какой! — изумился Сыч. — Ты что это не по форме отвечаешь?

— Виноват… — промямлил Филин. Он хотел сказать: «Виноват, не понял?» — но Сыч не дослушал.

— Вот, правильно. Да-а, многое еще у нас не соблюдают Уложение. Но ничего — приучим. Москва не сразу строилась. Ты мне как должен был ответить? Ты мне должен был ответить: «Вот и хорошо, на одной ветке не скучно будет».

— На одной ветке не скучно будет, — тупо повторил Филин.

— Молодец! — восхитился Сыч. — Головка тыковкой — быть тебе генералом! А где Чиж?

Тут Филин вовсе перестал что-либо понимать. Действительно, у него был такой друг — Чиж, еще со школьных времен. Только он давно уже не Чиж, а Константин Мгерович Чижиков, уважаемый человек, директор магазина по продаже ретро-холодильников — вещей в быту бесполезных, но в интерьере незаменимых.

Интересно, откуда этот Сыч знает Чижа? Или он имеет в виду кого-то другого? И что это за странный тропизм к птичьим фамилиям?

— В Москве, где же еще? — на всякий случай ответил Филин.

— Это плохо, — огорчился Сыч. — Это очень плохо. Вдвоем нам не справиться.

— С чем? — поразился Филин, у которого и в мыслях не было присоединиться к незнакомому, да еще тыкающему Сычу в каком-либо начинании.

— Опять! — сверкнул глазами Сыч. — Уложение должно знать назубок! Есть вещи, о которых не спрашивают. Поехали.

Он махнул рукой в сторону пульта, и лифт понесся вверх.

Выйдя из подъемника, Сыч и Филин по прямой пересекли пустой редуктор и остановились перед малахитовыми дверями. Филина охватила какая-то необъяснимая апатия. То ли ему уже смертельно надоела вся эта катавасия с ТП, то ли сказывалась усталость, да ведь и не привык он вот так проводить ночи — в полудреме, в раздражении, в ярости и снова в полудреме. Поначалу Иван Данилович совсем уже было собрался объяснить Сычу, что им не по пути, что никакого Уложения он не знает и вообще слышит о нем впервые в жизни, что он корреспондент «Накануне» и отправляется по наказу зрителей в Тотьму, где завтра будет праздноваться юбилей льнозавода… — но почему-то спохватился и прикусил язык. Сыч шагал по редуктору чуть впереди, и его уверенная спина выражала полнейшее пренебрежение к личным проблемам Филина.

Малахитовые двери раскрылись. И тут произошло поразительное. Сыч полуобернулся, зацепил Ивана Даниловича за рукав, толкнул, пропуская вперед, в кабину, а затем вошел сам.

Это было вопиющее нарушение правил. Во всех инструкциях и предписаниях было красным шрифтом выделено: «Вход в ТП-кабину разрешается ТОЛЬКО ОДНОМУ пассажиру с кладью весом НЕ БОЛЕЕ 30 кг. Пребывание в ТП-кабине пассажиров в количестве двух и более человек запрещено!» Выражено хоть и канцелярским языком, зато предельно ясно. А сейчас их было в кабине двое, и безапелляционного Сыча это обстоятельство нисколько не смущало.

В тесной кабине они еле-еле разместились: стояли живот к животу, дышали и смотрели друг другу в глаза — Сыч отсутствующе, Филин со страхом. Сыч вынул из кармана билет и приложил к адресной плакетке. Иван Данилович похолодел и закрыл глаза. Вот сейчас и случится то, о чем порой шепчутся в очередях ТП-пассажиры. Где-нибудь черт-те где откроется ТП-кабина, и оттуда вывалится тело: верх — Филина, низ — Сыча. Или наоборот: верх Сыча, а нижняя часть — Филина. Или совсем наоборот: левая половина Филина, а правая — Сыча.

Однако ничего страшного не произошло. Вообще не произошло ничего неожиданного. Как обычно, выходные двери раскрылись, и на двух пассажиров пахнуло ароматом влажной тропической оранжереи, к которому примешивался густой запах дорогих духов. Все, что Филин успел разглядеть в проеме, это пышные изумрудные заросли, усеянные крупными цветами, песчаную дорожку и группку в высшей степени легко одетых девушек, с хриплым смехом бежавших куда-то вбок. За ними, протягивая с вожделением руки, спешил совершенно голый мужчина — пузатый и лысый.

— Дьявол! Не туда! — выкрикнул Сыч. — Назад! Тебе сюда нельзя. Вот гады, сколько раз говорилось, чтобы адрес четко пропечатывали. Разжалую всех! — Он впился взглядом в обмякшее лицо Ивана Даниловича. — Забудь, что видел. Понял? Для собственного же счастья — забудь!