Вячеслав Жуков - Сердце дурака

Сейчас ужасно загружена работой, забываю дни недели и даты, не знаю подчас, какая была погода. Надеюсь скоро получить ответ, очень жду. A lot of kisses to you, my stranger. Catherine".

Земляничные поля

У каждого десятилетия свой неповторимый образ. Я перебираю пластмассовые отпечатки прошедшей жизни, воспоминания о которой всегда грусть и музыка. И, слушая ее, я вновь верю и надеюсь. Все, к чему стремился и о чем мечтал, проходит рядом, словно это осуществилось и стало явью. Иногда мечты заменяют саму жизнь, главное - вовремя этому научиться, тогда не так холодно и одиноко на свете.

День на исходе. Прохладный воздух открывает окна и двери, снимает желтый налет с листьев, окрашивает лес в синий цвет. В долине, на другой стороне холма, солнце уходит за горизонт. Над лесом зажигаются звезды, тропинка от порога дома исчезает, спускаясь к отражению луны в зеленом ручье. Трава расступается, пропуская бесшумно идущего Кота во главе со своими бездомными друзьями. Дин Гиор приподнимается, дружелюбно машет хвостом, и снова вытягивается во весь свой огромный рост. Прежде любой беседы - накорми гостей, этому правилу нетрудно следовать, особенно когда гости так воспитаны и не стремятся наследить на хозяйском полу. Мы знакомы уже полгода, и ни разу без моего приглашения кошки не входили в дом. Даже когда я отсутствовал, они чинно ждали меня во дворе, не пытаясь проникнуть в открытые окна. Вполне возможно, определенную роль в этом сыграл и авторитет Дина.

Началось все весной, когда Кот привел своего бесхвостого приятеля с перебитой лапой. Затем круг моего знакомства с усато-полосатым племенем расширился, и когда они по несколько дней не приходили к нам, мы с Дином волновались: где-то они сейчас, не обидел бы их кто.

После ужина все разбрелись по двору. В вечернем воздухе горят изумрудные искры. Кот выгнул спину, потянулся и вдруг, собравшись в комок, прыгнул Дину на спину. Дин Гиор не среагировал - никто, кроме Кота, не пробует фамильярничать с ним, его размеры и необычайная сила внушают уважение всем. Пятеро котят, один совершенно белого цвета - явная копия Кота, мурлыча, трутся о Дина. Кот, навозившись на его спине, прыгает ко мне на колени; белая шерсть отливает серебром, глаза закрыты - мы изволим почивать.

Ночь сжала пространство, послав покой и тишину. Я встаю и несу Кота в дом, за мной идут Дин с котятами и все остальные. Я разжигаю огонь в камине, поднимаю Кота с кресла и сажусь. Тепло любят все: раньше кошки не заходили в дом, но когда пошли весенние дожди, церемонии были забыты. Мы молчим, каждый думает о своем. Я опускаю руку и беру с пола папку; исписанные страницы шелестят, соединяясь в одно целое новой сказки. Я читаю вслух: "Запах собачьей шерсти". Если уважаемая публика не возражает, на сон грядущий я прочту вам очередную сказку". Никто не возражает. Дин встает, нюхает папку и, улыбнувшись, садится рядом. Я читаю о том, что необходимо мне сегодня, и о чем думаю чаще всего - об умении выдумывать и фантазировать. Сон, дающий силы проснуться, но только не моим слушателям - все, кроме Дина, спят. Я поднимаюсь с кресла и снова включаю проигрыватель, одеваю наушники: - "Мы так любили бы друг друга, когда моложе были б на одну любовь".

Что-нибудь

Июльское утро. Я без толку, сам по себе, шлялся по городу, дышал свежим автомобильным перегаром. Как положено гонял замешкавшихся кошек, пытался с переменным успехом поймать ответное мнение свободных и занятых девушек о своей полузастенчивой улыбке. Город, окутанный постоянным дождевым туманом, словно в волшебной стране без устали менял свои очертания и окраску. Я плыл, подняв паруса, по волнам меланхолии и лени, теряя всякую ориентировку во времени и пространстве. Но рано или поздно все останавливается. И мой поднаторевший в кругосветных плаваниях корабль случайно забрел в первый, попавшийся кабак. У стойки довольно симпатичный, похожий на кинозвезду хозяин, приветливо махнул мне рукой, приняв меня, как часто бывает в таком настроении, за кого-то другого. Я не возражал, тем более, что заведение было, сразу видно, приличным и рентабельным. Сев за свое любимое место - столик у окна - я принялся подсчитывать эффект полезного действия на аппетит проплывавших мимо моего убежища женских ножек. У меня было уже достаточно воспоминаний, чтобы суметь разобраться и в этом. Мой немудреный заказ чересчур быстро выполнили. Я высыпал весь консервированный горошек в тарелку и смешал его с листьями цветной капусты и спаржи. Залил все это соусом и снова уставился в окно. Там неземное создание в короткой юбке и полосатой кофточке с поясом поражало всех своими размерами и поведением. На голову выше всех одуревших от восторга мужчин, длинноногая девчонка, ловя свое отражение в моем окне, поправляла что-то у себя в нижней амуниции, и бровью не вела. Наконец она заметила мою бесстыжую рожу, нахмурилась и бодро вошла в трактир, явно намереваясь сесть за мой стол. Но не тут-то было: ее вовремя опередил, сгибаясь под тяжестью двух пивных кружек, отставной железнодорожник в форме сельских бродяг. Мне повезло: парень был навеселе и с ходу, без остановки, стал раскрывать мне свою повеселевшую душу.

- Когда мне было сорок лет, то есть вчера, я сгонял в крематорий и сбыл там по дешевке своих предков, - с надеждой затянул он.

- Вы, часом, не псих? - вежливо отрезал я.

- Меня зовут Гудвин, Джеймс Гудвин, - улыбнувшись в ответ, сказал железнодорожник. - Вы, верно, здесь впервые?

- Да, зашел перекусить.

- Здесь, к сожалению, так принято. Эту забегаловку арендуют киношники и писаки всех мастей. Я решил, что вы из новых - из неформальной волны. И вижу, к счастью, что ошибся.

- Чудно. А я-то думал, что вы стрелочник.

Парень хорошо и так искренне рассмеялся, но вовремя заглох:

- Эта одежда, плюс немного грима помогают решать некоторые проблемы при контакте с людьми, - смущенно признался он.

Я восхищенно подмигнул длинноногой красотке за соседним столом. Она равнодушно смотрела вдаль, будто находилась от нас за сто миль, за границей презрения.

Гудвин отодвинул кружку, постучал по краю стола ссохшейся рыбиной и затянул дальше:

- Вы, по-видимому, в столице недавно?

- С неделю. Решил рискнуть.

- Наркотики, спиртное, золотишко, - чуть разочарованно заключил он.

- Нет. В университет поступаю, - смело сказал я и агрессивно уставился ему в переносицу. Но он не заржал, а продолжал лакать свое пиво.

- Черт возьми! Вот не думал, не гадал, что кроме новой, есть на свете и другая молодежь.

И я лицом в грязь не ударил. Книжек я перечитал уже прилично, было за что зацепиться. Особенно он прибалдел, когда я выдал ему свою точку зрения на "В небе вместе с бриллиантами" и "Похороны цветка". Тут Гудвин так разгорячился, что забыл о своем пиве и заказал бутылку бордо. Мы с ним чокнулись за здоровье свое и соседки. И сразу же с места в карьер перешли на личные проблемы, точнее, на его. Я внимательно слушал, авось пригодится. Он продолжал распинаться: