Клиффорд Саймак - Голодная смерть

— Да, сэр, — сказал доктор, — у Джейка по этому поводу имелась сногсшибательная история. Он утверждал, что некоторые из них избежали общей резни и сбежали в пустыню и что их потомки все еще живут там. Узнал он это от представителей пустынных племен, которые утверждали, что знают о них все. И Джейк думал, что гензики были землянами, возможно жителями Атлантиды, которые достигли Марса тысячи лет назад, задолго до того, как существующая сейчас на Земле раса отправила туда космический корабль.

— Это что-то новенькое, — сказал Боб, — Никогда не слышал об этом. У вас есть какие-нибудь заметки Джейка? Он оставил записи или что-нибудь в этом роде?

Доктор захихикал.

— Вижу, вас зацепило, — сказал он.

— Шеф устроит мне ад на земле, если я не раздобуду что-нибудь за время своей командировки, — сказал ему Боб, — тем более что вы ничем мне не помогли, я имею в виду голодную болезнь.

Доктор с удовольствием допил бутылку, затем посмотрел ее на свет и вздохнул.

— Есть одна история, о которой вы могли бы написать статью, — сказал доктор, ставя бутылку на подоконник, в ряд с другими, — Об этом следует написать. Я имею в виду здешних фермеров. Компания «Участки на Венере» вытащила их сюда, зная, что тут они ничего не смогут вырастить, но это не остановило этих акул. Отобрали у них все подчистую и бросили их в местных джунглях. Вот как здесь учат несмышленышей. Компания подготовила фермерскую программу и продала ее группе бедных фермеров штата Айова. Хуже всего то, что фермерам даже не принадлежит земля, на которой они построили свои дома. Некоторые из них приходили ко мне, чтобы я помог вернуть их деньги. Понимаете, они считают, что доктор знает все, даже не представляя, как чертовски мало на самом деле знают доктора. Я просмотрел их контракты и нашел, что они неправильно составлены. Я обнаружил, что их поселили не на тех участках. Я спросил их, знают ли они, какую землю купили, и они сказали мне, что участки им указал представитель компании. Их уговорили поселиться с восточной стороны города, а земли, которые они купили, находятся на западной стороне.

— Они в курсе? — спросил Боб.

Доктор покачал головой.

— Нет, я не сказал им, — ответил он, — Какая разница? Компания не будет их больше беспокоить. Они получили то, что хотели, при том что земля эта ничего не стоит.

Раздался стук каблуков по ступенькам, и через мгновение в дверном проеме возник Ангус Макдоналд.

— Доктор, — сказал он, — дочь Стива Донагана снова больна.

Доктор поднялся со стула.

— Если бы остальное население Нью-Чикаго было похоже на Сьюзен, — сказал он, — возможно, я снова проникся бы к себе уважением. Она — единственная из тех, кто когда-либо здесь болел.

— Доктор, — сказал Ангус, и в его голосе явно слышался ужас.

— Да-да, продолжайте, — буркнул доктор.

Ангус сглотнул и начал снова.

— Доктор, Стив думает, что у нее голодная болезнь, — сказал он.

Джонни Мейсон, выпускающий редактор, положил лист желтой бумаги на стол редактору Харту.

— Специальный выпуск, только из Нью-Чикаго, — пояснил он.

Харт набросился на газету и прочитал:

«Нью-Чикаго, Венера. Голодная болезнь, к которой до сих пор эта отдаленная фактория была невосприимчива, сегодня нашла здесь свою жертву. Это Сьюзен Донаган, девяти лет, дочь мистера и миссис Стивен Донаган.

Доктор Андерсон Троубридж, единственный врач в городе, друг семейства, который способствовал появлению Сьюзен на свет и сопровождал ее от одной детской болезни до другой, сказал, что…»

Харт швырнул газету на стол.

— Джонни, — сказал он, — сейчас ты видишь пред собой самого последнего, черт побери, идиота в газетном бизнесе. У меня было предчувствие, и я послал Боба туда, за пределы Земли, за важнейшим репортажем. И вот прошло чуть больше десяти часов, и весь репортаж можно отправить к черту.

Зик Браун и его жена Мери сидели на пороге хижины и пристально вглядывались в очертания своей фермы.

Темнота опустилась на землю, и джунгли пробудились для ночной жизни. Завывания, рев, вздохи и визги смешивались и делали ночь отвратительным временем суток. Зик дрожал, вслушиваясь в эту какофонию, и его рука тянулась к оружию. На протяжении пяти лет он слышал этот ночной хор ненависти и убийства, но по-прежнему трясся от ужаса с каждым наступлением темноты.

— Скоро у нас должна появиться картошка, Мери, — сказал он, стараясь сдержать дрожь в голосе, — Я проверял сегодня грядки на том песчаном участке, который мы сумели довольно хорошо осушить. Наверняка у нее будет прекрасный вкус.

Он услышал тихие рыдания и увидел, что его жена плачет.

— Что случилось, Мери? — спросил он, — Черт побери, почему ты плачешь?

— Это из-за цыплят, Зик, — ответила она ему, — Я рассчитывала пополнить количество моих куриц. А теперь их нет. У нас не будет больше яиц.

Зик разразился проклятиями.

— В следующий раз, когда увижу сцинка, — сказал он, — я поймаю его и живьем окуну в один из тех водоемов с кислотой у реки.

Он потрепал жену по плечу.

— Не сомневаюсь, они запомнят, что их наказывают за наших цыплят, — сказал он.

Издалека донесся гул, и Зик быстро поднял глаза и устремил взгляд к горизонту. Рев становился громче и громче. По краю джунглей, изрыгая пламя из двигателей и резко снижаясь, несся аэролет.

Зик вскочил на ноги, размахивая руками и выкрикивая проклятия.

— Держись подальше от моего поля с картошкой, черт тебя побери! — кричал он. — Если ты повредишь мою картошку, будь уверен, я отыщу тебя.

Воздушное судно опускалось слишком быстро для безопасного приземления. Его нос врезался в картофельное поле, вспарывая, словно гигантский плуг, мягкую почву и отбрасывая в стороны огромные комья земли.

— Черт побери, что же ты натворил! Что же ты натворил! — вопил Зик, — Ты уничтожил мою картошку!

Он изо всех сил помчался через заросли сорняков, доходивших ему до пояса, которые отделяли хижину от картофельного поля.

Нос аэролета глубоко погрузился в податливую почву, но не было видно, чтобы корабль был поврежден. Как только Зик приблизился, дверь кабины открылась и оттуда вышел пошатывающийся мужчина. При виде Зика он издал жалобный вопль, похожий на крик животного.

— Еды, во имя небес, еды! — кричал он. — Я голоден!

В ярком свете, лившемся из двери каюты, Зик разглядел лицо незнакомца, и его гнев мгновенно превратился в жалость. Перед ним был старик — настоящий живой скелет: изнуренное тело, осунувшееся лицо, глаза, провалившиеся в глазницы, впалые щеки.

Мужчина сделал шаг вперед и упал как подкошенный; Зик поднял его и потащил к дому.