Айзек Азимов - Основание и Земля

Тревиз мрачно заметил:

– Гея больше помогла бы мне, направив к Земле.

Блисс медленно покачала головой.

– Гея не знает местонахождения Земли. Дом уже говорил вам это.

– Я не совсем верю этому. В конце концов у вас должны быть записи. Почему за время пребывания здесь, я ни разу не видел этих записей? Даже если Гея действительно не знает, где расположена Земля, я могу почерпнуть кое-что полезное из этих записей. Я знаю Галактику несомненно много лучше, чем Гея. Я могу заметить и понять намеки, которых Гея вообще не уловит.

– Но о каких записях вы говорите, Тревиз?

– О любых. Книги, фильмы, пластинки, голографии, артефакты – все, что у вас есть. За время, что нахожусь здесь, я не видел ничего, что можно было бы назвать записями. А вы, Яков?

– Нет, – ответил Пилорат. – Но я и не очень смотрел.

– А я смотрел, хотя и осторожно, – сказал Тревиз, – и не видел ничего. Ничего! Я могу только подозревать, что их спрятали от меня. Интересно, почему? Можете вы сказать мне это?

Гладкий лоб Блисс собрался в удивленные морщины.

– Почему вы не спросили об этом раньше? Я/мы/Гея ничего не прячем и не лжем. Изолянты – индивидуумы в изоляции – могут лгать. Они ограничены и боятся, потому что ограничены. Однако Гея – это планетарный механизм с огромными ментальными способностями, и страха не имеет. Для Геи говорить ложь, то есть то, что не соответствует действительности, в принципе невозможно.

Тревиз фыркнул.

– Тогда почему от меня тщательно прятали все записи? Скажите мне, в чем причина этого?

– Разумеется. – Она вытянула обе руки вперед ладонями вверх. – У нас нет никаких записей.

Пилорат пришел в себя первым; он казался менее удивленным из них двоих.

– Дорогая, – мягко сказал он, – это совершенно невозможно. У вас не может быть цивилизации без записей какого-либо рода.

Блисс подняла брови.

– Я понимаю это. Я только хотела сказать, что у нас нет записей того типа, о которых говорил Трев… Тревиз, или подобных им. Я/мы/Гея не пишем, не печатаем, не снимаем, не составляем компьютерного банка данных, вообще ничего не делаем. И на камне мы этого тоже не высекаем. Вот и все, что я сказала. Естественно, поскольку у нас ничего этого нет, Тревиз ничего не нашел.

– Но что же у вас есть? – спросил Тревиз, – если нет никаких записей, которые я мог бы определить, как записи?

Тщательно произнося слова, словно разговаривая с ребенком, Блисс сказала:

– У я/мы/Геи есть память. Я ПОМНЮ.

– Что вы помните? – спросил Тревиз.

– Все.

– Все?

– Конечно.

– А на сколько лет назад?

– На неопределенное количество времени.

– И вы можете сообщить мне исторические, биографические, географические данные? Даже местные сплетни?

– Все, что угодно.

– И все в этой маленькой голове, – Тревиз сардонически коснулся правого виска Блисс.

– Нет, – сказала она. – Воспоминания Геи не ограничиваются содержанием моего черепа. Видите ли (за одно мгновение она как бы выросла и посуровела, перестав быть одной Блисс и объединившись с другими жителями Геи), до начала истории было время, когда люди были настолько примитивны, что хотя и запоминали события, не могли о них рассказать. Речь была изобретена и использовалась для передачи воспоминаний от одного человека к другому. Письменность, вероятно, была изобретена для записи воспоминаний и передачи их через время от поколения к поколению. Таким образом, весь технологический прогресс использовался для передачи и накопления воспоминаний, а также, чтобы сделать нахождение нужного эпизода проще. Однако, когда индивидуумы объединились в форме Геи, все это устарело. Мы можем вернуться к воспоминаниям основной системы их регистрации, на основе которой строится все прочее. Вы понимаете это?

– Вы хотите сказать, что сумма разумов Геи может запомнить гораздо больше данных, чем отдельный мозг? – спросил Тревиз.

– Конечно.

– Но что хорошего для вас, как индивидуальной части Геи, в том, что она имеет все данные в своей памяти планеты?

– Дело в том, что все это вы можете потребовать. Все, что мне нужно, имеется в мозгу какого-то индивидуума, возможно, у многих сразу. Если это что-то фундаментально, скажем, значение слова «стул», то это есть в каждом мозгу. Но даже если это что-то малоизвестное, что имеется только в малой части разума Геи, я могу вызвать это в случае необходимости, хотя такой вызов затянется надолго, чем если данные широко распространены… Понимаете, Тревиз, если вы хотите знать что-то, чего нет в вашем мозгу, вы смотрите какой-нибудь книгофильм или пользуетесь компьютерным банком данных. Я же сканирую общий разум Геи.

– А как вы удерживаете всю эту информацию от просачивания в ваш разум и уничтожения его? – спросил Тревиз.

– Вы ударились в сарказм, Тревиз?

– Бросьте, Голан, – сказал Пилорат, – не будьте таким неприятным.

Тревиз взглянул на них, затем с видимым усилием заставил себя расслабиться.

– Простите. На мне лежит серьезная ответственность, и я не хочу, да и не знаю, как избавиться от нее. Порой это помимо моей воли заставляет меня быть неприятным. Блисс, я действительно хотел бы знать, как вы получаете сведения из других разумов без того, чтобы они отложились в вашем собственном и быстро переполнили его.

– Не знаю, Тревиз, – сказала Блисс. – Никто лучше вас не знает подробностей работы вашего мозга. Полагаю, вам известно расстояние от вашего солнца до ближайшей звезды, но вы не всегда осознаете это. Вы храните это где-то в памяти и можете в любой момент вызвать цифру, если вас спросят. Если же она не требуется, со временем вы можете забыть ее, но при необходимости получите ответ из какого-нибудь банка данных. Если рассматривать мозг Геи как огромный банк данных, то мне вовсе незачем сознательно помнить все разделы, которыми я хочу пользоваться. Захотев использовать факт или воспоминание, я просто позволю ему выскользнуть из памяти. А затем спокойно помещаю его обратно на место, откуда взяла.

– Блисс, сколько людей на Гее?

– Около миллиарда. Или вы хотите точную цифру на данный момент?

Тревиз печально улыбнулся.

– Я верю, что вы, если захотите, можете назвать точную цифру, но меня вполне устроит приблизительная.

– В настоящее время, – сказала Блисс, – популяция стабильна и колеблется вокруг некоторой цифры, которая незначительно превышает миллиард. Я могу сказать вам, насколько велико это превышение или нехватка, что будет означать растягивание моего сознания и… ну, скажем… ощущение границ. Я не могу объяснить точно, потому что вы никогда не разделяли этого чувства.