Александр Громов - Мягкая посадка

Ознакомительный фрагмент

До меня начало доходить.

— Угу, — произнес я с пакостным предчувствием. — И кому теперь все это… добро?

— Вам, конечно, — с энтузиазмом сказала Алла Хамзеевна. — Вы у нас молодой и способный, даже чересчур, вам и палку в руки…

Я исхитрился сдержаться, чтобы ее не убить.

— Вам только лекции, Сергей Евгенич, — поспешил вставить Вацек. — Семинары будут у Конюхова, он как раз сейчас там…

Там — это, конечно, у Сельсина. Я прислушался. В кабинете декана уже не кричали. Сельсина слышно не было, а второй голос — теперь я и сам узнал Конюхова — упрашивал, настаивал, умолял… Тоже напрасное занятие. Если Сельсин позволит слезам и соплям влиять на свои решения, на его место пришлют кого-нибудь другого.

— Ясно, — сказал я, стараясь не выражать эмоций. — Меня, надо полагать, тоже обчистили. Не знаешь случайно, что отбирают?

— Кажется, знаю, — сказал Вацек, глядя себе под ноги. — Лабораторные в первом потоке. Но это, по-моему, еще не наверняка…

Секретарь потерял интерес к разговору, зевнул и жизнерадостно потянулся. Потом поискал под столом, поймал жужелицу и принялся обрывать ей ноги.

— Так… И кому отдают?

— Мне. — На Вацека было жалко смотреть.

Я медленно сосчитал до десяти. Потом эта дура Хамзеевна, не удержавшись, хихикнула, и я продолжил счет. Ай, спасибо! Спасибо Вацеку и спасибо Алле Хамзеевне. Очень вовремя вы здесь оказались, вот что я вам скажу. Не будь вас, я бы сейчас прямиком рванул к Сельсину драть глотку и терять от обиды лицо. Как вот сейчас Конюхов. Хотя, конечно, всучить дубоцефалов, да еще с потока «два-Б», взамен нормальных студентов — это подлость, которую я Сельсину не прощу. А еще это необходимость, и поэтому никуда ты, голубчик, не денешься и некуда тебе деться. Ну, выразись покрепче, если невмоготу. Ну, стукни кулаком где-нибудь подальше от Аллы Хамзеевны. Скрути в бублик того, кто от тебя зависит. В конце концов, напиши крупными буквами на бумажке: «Это твой долг!» — и утрись ею. Может, полегчает.

Алла Хамзеевна сияла. Специально для нее я пожал Вацеку руку:

— Поздравляю. Рад за тебя. Если будут какие-нибудь проблемы, можешь на меня рассчитывать, идет?

Он кивнул.

— Напрасно вы так сидите, Алла Хамзеевна, — сочувственно сказал я, покидая деканат. — Вот именно так геморрой и зарабатывают…

Ай-яй-яй… Зря это я. Глупо. На четвертом десятке уже поздновато гоняться за дешевыми удовольствиями, разумнее озаботиться сохранностью центральной нервной. Первая заповедь дяди Коли: если уж бьешь, то бей так, чтобы оппонент не встал. В противном случае лучше улыбайся.

И тут дядя Коля безусловно прав.

С девяти до одиннадцати — семинар в шестой группе потока «два-А». Это я люблю. На семинарах куда безопаснее, чем на лекциях или в лаборатории, к тому же сегодня как раз зачет. Очень люблю. Можно не слишком дрожать за свою шкуру: на зачете ты с потенциальным противником всегда один на один.

Сидят, пялятся на вопросы, напрягают скудные мозги. Сложной техники им не дают, и правильно делают, а видеодоску и световое перо легко заменить, если что. Впрочем, дубоцефалы народ, как правило, мирный, а для защиты от скрытых адаптантов придумана преподавательская кабинка на две персоны, стойкая к воздействию извне, и не только она одна.

Сижу в своей цитадели, слежу по экранчику, что там у них на досках. Н-да… Как обычно. Вот один пишет и стирает, пишет и стирает, решая непосильную задачу на обобщенный закон Ома. Другой, высунув от усердия язык, бездарно рисует порнографическую картинку. Варвар, да разве ж в этой позиции что получится? Ладно. Я им займусь с пристрастием, и не только потому, что не люблю, когда перевирают анатомические пропорции. Мне эта рожа давно не нравится.

У остальных — пока ничего. Когда от твоей работы нет отдачи, это задевает. И очень хорошо, что дубоцефалы учатся не четыре с половиной года, а два с хвостиком, по усеченной программе. По-моему, для того, чтобы обслуживать рубильник, и этого много. Вот, скажем, поток Э — элита — учится семь лет, да так, что только пар идет. Впрочем, какой это поток — струйка тощая, не на что смотреть. Ручеечек. И с каждым годом он все больше хиреет, а хотелось бы наоборот. Защитным энергостанциям нужны специалисты, а не обслуживатели рубильников, нужно было спохватиться еще лет двадцать назад, когда только-только сформировались и пришли в движение первые ледники. Но тогда даже адаптанты не признавались проблемой номер один и уж подавно никто не хотел верить, что наше межледниковье кончилось столь внезапно. А что, не нравится? Нет, только честно: вы в самом деле не ждали? Смешно мне с вами, ребята, а было бы еще смешнее, если бы вы ждали и готовились: что бы вы тогда сделали? На холод, ребята, на холод! Валяйте, выдумывайте свою Глобальную Энергетическую Программу, фабрикуйте для нее специалистов, спешите. И извольте принять тот факт, что семьдесят процентов населения теперь составляют такие вот дубоцефалы.

Эти, с потока «два-А», в сущности, не вполне еще дебилы, и на уровне спинного мозга с ними можно иметь дело. Что же касается «два-Б», то я не понимаю, зачем их вообще учат. Похоже, только для того, чтобы чем-нибудь занять. И скрытых адаптантов среди них гораздо больше: у каждого студента генокод не проверишь, спасибо, что сделали это для преподавателей. Вот я — человек, и мой генокод в порядке. Могу показать свидетельство, если кто-нибудь пристанет.

— Чермных, ко мне!

Идет. Хорошо идет. Грудь у нее большая и классическая. Сколько чего у одного места отнимется, столько к другому непременно и присовокупится. Воистину так, Михаил Васильевич. Ну, что там у нее? Гм… да. Мерзость запустения. Лесотундра. А эта дура еще что-то лопочет.

— Не так, — говорю. — Глупости. Запомните. Первый закон Кирхгофа: сумма токов в узле равна нулю. Второй закон: сумма напряжений по контуру равна опять-таки нулю. Это ясно? — Она кивает головой и грудями. — Повторите. — Сбивчиво повторяет. — Достаточно. Зачет. Марш отсюда.

Убегает, счастливая.

— Филенков, ко мне!

Идет. Ухмылка такая — гланды видно. Это тот, с порнографией. Художником ему не бывать. Техником на энергостанции, очевидно, тоже. Сейчас я его расколю, ошибку природы, только нельзя выпускать это мурло из поля зрения. Ни в коем случае… Под столом кнопка… ГДЕ?.. Ага, вот тут, под ногой, вот она, голубушка.

— Садитесь.

Странно, задача у него решена. И картинку он стер, а подсказал ему стереть, не иначе, тот, кто решил задачу. Ну, ясно. Вопрос дебилу. Молчит и щерится. Ответа и не жду. Еще вопрос. Щерится и молчит. Ну, теперь пора.

— Дурак, — говорю без выражения. — Толстолобик. И без зачета хорош. Выматывайся. Придешь на следующей…