Богдан Петецкий - Операция Вечность

Меня будто что-то подтолкнуло, я откинул голову и взглянул вверх, словно надеялся вызвать этим движением морщинистое лицо старого проводника. Его там не было. Край скалы - и едва видимая черная полоска барьера над ним. Я смотрел, как и тогда, вертикально вверх, пока не почувствовал, как занемела шея. Тогда встал и медленно, с трудом опять взобрался на площадку. В прошлый раз это получилось у меня легче.

Дверь розового домика была открыта. Изнутри доносился стук отодвигаемого деревянного предмета - табурета или доски. Звон посуды. Свист вырвавшегося под давлением пара и шум воды. Минута тишины - и снова звон посуды.

Я невольно поднял голову. Ноги несли меня сами. Неожиданно я сообразил, что лицо мое расплывается в улыбке. Я тихо, крадучись, шел вдоль стены домика.

Вот и дверь. Осторожно, сантиметр за сантиметром я высунул голову из-за косяка. Долго смотрел, прежде чем понял. До меня доносился чей-то голос. Не мой. Но кроме меня здесь была только одетая в простенькое платьице женщина, рот которой наверняка был закрыт. Она протерла прилавок и уже принималась за посуду, когда ее внимание привлекла моя тень. Женщина взглянула на дверь и замерла. Добрую минуту мы стояли, меряя друг друга взглядом, причем оба очень хотели, чтобы того, на что мы смотрим, в действительности не существовало. Что поделаешь, она была столь же реальна, как и раскиданные по малюсенькой комнатке предметы.

Наконец она отвернулась и занялась собой. Одернула платье, подвернула рукава, поправила пояс. Потом пригладила волосы и взглянула на меня. Улыбнулась, давая мне понять, что, коль уж я здесь, она принимает это как должное.

- Приготовить что-нибудь? - спросила она. У нее был высокий голос. Говорила она тихо, но не настолько, чтобы я сразу же не захотел оказаться как можно дальше отсюда. В ней не было ничего, что оправдывало бы такую реакцию. Причина крылась во мне. Память о другом голосе. Мужском. И о его смехе.

Я отрицательно покачал головой.

- Пожилой мужчина... - начал я. - Пожилой мужчина, старик, - повторил я. - С бородой. У него была высокая шляпа. Это говорит вам о чем-нибудь?

Она не ответила, только отрицательно покачала головой. Ее рука сделала движение в сторону лежавшей на прилавке щетки. Я перестал быть гостем. У нее не было для меня свободного времени.

- Он работал здесь, - настаивал я. - А раньше он ходил в горы...

Она опять покачала головой.

- Не знаю, - наконец сказала она тоном, в котором прозвучала нотка нетерпения. - Я здесь с июля. Все идет по трубопроводам снизу, - ее взгляд направился в сторону кранов за прилавком. - Надо подать и прибраться. Не было никого. Дом был закрыт. Пришлось прийти...

Она глубоко, мне показалось - с облегчением, вздохнула, отвернулась и занялась своими кружками.

Все. Конец. От нее так и веяло уверенностью, что она сказала больше, чем следовало. И теперь мне надлежит уйти.

Так я и поступил. Не сразу, правда. Последнее время я слишком часто думал о розовом домике, чтобы так вот попросту повернуться и уйти. Мне требовалось несколько секунд, чтобы освоиться с мыслью, что с этим покончено.

Наконец я кивнул женщине и вышел за порог. Она не одарила меня даже взглядом. Я для нее уже не существовал, так же как и тот старик, о котором она даже не слышала. У меня в ушах опять прозвучал его смех, когда я сказал, что он не может умереть. Как это случилось? О чем я думал, прежде чем решился докучать своими заботами этому никому не нужному проводнику, пришедшему сюда, как он сам сказал, ниоткуда, с гор?

Не знаю. Да и какое это имеет значение? Особенно теперь? Я повернулся и медленно подошел к барьеру. Здесь он стоял тогда, глядя вниз, на каменный карниз. Ему не было дела до окружающих вершин, между которыми просвечивали ледовые шапки, до домиков, похожих на цветные лоскуты, сброшенные с гор, до сосен, уцепившихся за камни, торчавшие из темно-фиолетового фиорда, солнца и ветра. Ему было безразлично, найдет ли он это завтра, через неделю, через год. Ему был важен только человек, который находился в нескольких метрах ниже, на наклонном карнизе и, похоже, собирался нырнуть в пропасть. Он даже не подумал, существует ли для этого человека обратная дорога сюда, на площадку, вырезанную в камне, и снизошла ли уже на него благодать вечности. Походило на то, что он вообще о ней не слышал. По крайней мере, до тех пор, пока не рассмеялся.

Я оперся локтями о барьер и провел взглядом по долине. Неожиданно улыбнулся. Легко указать точку в пространстве, из которой взгляд может охватить весь земной шар. Придет ли час, когда человек таким же образом взглянет на Галактику? Теоретически этого нельзя исключить. А на Вселенную?

Я усмехнулся. Нет. Скорее всего, нет. Но ведь не в этом дело. Речь идет о точке, из которой мы смогли бы охватить не пространство, а время, как я сейчас вижу эту долину, полную света и тени, красок, воздуха, напоенного ароматом растений, камней и моря. Игра? Да. Ну, так давайте играть дальше. Некоторым удавалось отыскать такие места. По крайней мере, так они утверждали. Но это было, пока человек оставался во времени, как картина в раме. Любое человеческое действие, любой замысел, любая мечта были очерчены неприступными границами пространства. А сейчас?

Нет, сейчас пока еще невозможно указать точку, из которой удалось бы взглянуть на собственное время и исследовать или хотя бы только охватить его возможности. Такая же граница, как между Галактикой и Космосом. Тем не менее человек устремляется в этот Космос. Рассчитывает трассы и строит корабли. Рано или поздно мы проложим дороги сквозь Вселенную, как делаем это сейчас в пределах Солнечной системы. Может, когданибудь то же самое случится со временем?

Я глубоко вздохнул. День был в разгаре. Блеск далеких ледяных вершин несколько поблек, вода в фиордах изменила оттенок, посветлела. Надо ехать. Я так давно ни с кем не договаривался о встрече, что успел отвыкнуть.

Я оторвался от барьера и повернулся к портеру. Машинально одернул куртку. В эту пору дня движение на тахостраде стихает.

Думаю, отцу не придется ждать.