Роберт Хайнлайн - Гражданин Галактики

Я вскрикнул:

— Пру! Что случилось?!

Она не ответила, просто повернулась и пошла. Она успела уже сделать несколько шагов к дверям, когда я бросился к ней и схватил за руку.

— Послушай, чем я тебя обидел?

Она снова вырвалась, а потом, видимо, вспомнила, что я все еще нахожусь тут же.

— Мне очень жаль, Том, — сказала она хрипло. — Моя сестра страшно разозлилась.

С Пейшенс Мэтьюз я не был знаком, а уж в данную минуту меньше всего мечтал о такой чести.

— Ну и что? Господи, в жизни не видал такого идиотизма…

— Ты не нравишься моей сестре, Том, — ответила она твердо, как будто этим было сказано все. — Спокойной ночи.

— Но…

— Спокойной ночи, Том.

За завтраком Пру была мила, как всегда, но когда она передавала мне рогалик, никаких искр между нами не пробежало. И я нисколько не удивился, когда Руп в тот же день произвел перестановки в расписании дежурств; я даже не стал его спрашивать почему. Пру меня не избегала, она, вероятно, даже не отказалась бы и потанцевать со мной, но огонь погас, и ни один из нас не попытался разжечь его снова.

Много времени спустя я поделился с Ваном тем, что произошло между мной и Пру. Нет, сочувствия от него я не дождался.

— Думаешь, ты первый, кому отдавило пальцы дверями? Пру — милая и славная малышка, это тебе говорит дедуля Ван Хоутен. Но если даже сам сэр Галахад заявится сюда на белом скакуне, ему сначала придется испросить разрешения поговорить с Пру у Пейшенс, а уж потом обращаться к ней. И то, готов спорить, Пейшенс ответит ему отказом. Пру, конечно, готова на все в своем милом и немножко простоватом стиле, но Пейшенс никогда не разрешит ей ничего более пылкого, чем тарелка горячего — с пылу с жару — горохового супа.

— Это просто стыд! Пойми, для меня это уже ничего не значит, но сестра Пру, если говорить прямо, губит ей жизнь!

— Вообще-то это сугубо личные дела. Сам я сумел достичь компромисса со своим близнецом уже несколько лет назад — мы выбили друг другу по парочке зубов, а потом прекрасно взаимодействовали на чисто деловой основе. А кроме того, откуда тебе, собственно, известно, что у Пру с Пейшенс отношения не складываются сейчас именно таким образом? Может, Пру сама начала это? Первой?

Эта история не отвратила меня от девушек (даже от девушек, имеющих сестренок-двойняшек), однако теперь я предпочитал наслаждаться их компанией только на глазах у всех. А для начала я вообще старался бывать побольше в обществе Дядюшки. Он любил постучать в домино, а потом, когда наши вечерние увеселения кончались, ему нравилось поболтать насчет Конфетки: разумеется, она тоже принимала в наших беседах самое активное участие. Дядюшка время от времени поглядывал на ее большую фотографию, я — тоже, и мы втроем безмятежно пошучивали, причем Дядюшка играл для нас обоих роль «эха». Конфетка была действительно удивительно милым ребенком, а общение с шестилетней девчушкой доставляет массу удовольствия — уж очень завиральные идеи у них бывают в этом возрасте.

Однажды вечером я разговаривал с ними и, как всегда, поглядывал на ее портрет, когда вдруг мне пришло в голову, что время бежит и Конфетка, должно быть, сильно изменилась — они ведь в эти годы растут особенно быстро. Тут же у меня родилась роскошная идея.

— Дядюшка, а почему бы не попросить Конфетку послать свою последнюю фотографию Расти Родсу. А он передаст ее Дасти, который нарисует ее тебе так, что она будет не хуже вот этой, с той лишь разницей, что та будет посвежее, так что ты узнаешь, как выглядит Конфетка сейчас. Как думаешь, Конфетка? Разве плохая мысль?

«В этом нет необходимости».

В ту минуту я как раз смотрел на фотографию, и у меня чуть крыша не поехала. На мгновение я увидел на фото совсем другое лицо. О, это была та же смешливая девочка, но теперь она казалась старше, у нее не хватало переднего зуба и причесана она была иначе.

И еще она была живая. Не просто цветное стерео-фото, а живая. А это, знаете ли, большая разница!

Но стоило мне сморгнуть, как фотография опять оказалась прежней.

Я прохрипел:

— Дядюшка, кто это сказал «в этом нет необходимости»? Ты или Конфетка?

— Конечно же, Конфетка. Я только повторил.

— Да, Дядюшка… но я слышал не тебя! Я слышал ее.

Потом рассказал ему про фотографию. Он кивнул:

— Да, она выглядит именно так. Только она велит сказать тебе, что зуб уже начал расти.

— Дядюшка… бесполезно отрицать… На какую-то секунду я нахально влез в вашу личную волну!

Случившееся меня просто потрясло.

— Я это знал и раньше. И Конфетка — тоже. Но только ты не «влез», сынок. Друг — всегда желанный гость.

Я все еще пробовал вникнуть в суть происшедшего. Последствия того, что сейчас произошло, были, пожалуй, значительнее тех, что возникли, когда обнаружилось, что мы с Патом можем читать мысли друг друга. Только я пока еще не мог осмыслить всей глубины этих последствий.

— Хм… Дядюшка, как ты полагаешь, мы не могли бы повторить это?

«Конфетка, как ты считаешь?»

«Попробовать можно».

Ничего не вышло… если не считать, что мне показалось, будто раз я услышал ее голос одновременно с голосом Дядюшки, когда она сказала: «Доброй ночи, Томми». Впрочем, полной уверенности у меня не было.

Добравшись до постели, я рассказал Пату о случившемся. Он страшно заинтересовался, когда мне с известным трудом удалось убедить его в том, что такое событие действительно имело место.

«Этим следует заняться, старина. Давай-ка я это зарегистрирую. Док Мейбл, бесспорно, захочет обмозговать такое дело».

«Э-э-э… давай немного подождем, пока я не обговорю его с Дядюшкой Альфом».

«Что ж, ладно. Я полагаю, это его бэби… причем в самых разных смыслах. Кстати, об этой бэби… может, мне следует ее навестить? Если мы на этом конце объединим наши усилия, может, у нас лучше получится? Где живет его племянница?»

«Хм… в Йоханнесбурге».

«М-м-м… Нечего сказать, далековато, но я уверен, ФППИ пошлет меня туда, если доктор Мейбл заинтересуется».

«Вероятно. Но давай, я сначала поговорю с Дядюшкой».

Но Дядюшка сначала решил поговорить об этом с доктором Деверо. Они попросили меня зайти, и док захотел попробовать тут же, не сходя с места. Он, можно сказать, был возбужден, чего я никогда раньше не видел. Я сказал:

— Готов, но, боюсь, ничего не получится. Вчера-то не вышло. Думаю, тот случай был просто необъяснимым феноменом.

— А ты уж лучше скажи, что тебе все приснилось! Если вышло один раз, должно получиться и в другой. Только следует исхитриться и создать соответствующие условия. — Док поглядел на меня. — Не станешь возражать против крошечной дозы гипноза?