Андрей Балабуха - Нептунова арфа (с сокращениями)

- Однако игра - не панацея, Орсон.

- Конечно. Но хорошая стратегия.

- А почему в "Пепле планеты" вы ни полслова не проронили об этом?

Значит, Захаров прочел его книгу. Приятно! Она родилась из серии радиоочерков о террациде, но потом переросла этот исходный материал. Это был репортаж с театра военных действий, которые вел человек против собственной планеты. В Амазонии и Центральной Африке каждый год сводились тысячи квадратных километров леса, - и пепел этих лесов должен был стучать в каждое человеческое сердце. Потравленная сточными водами завода синтетических жиров рыба всплыла кверху брюхом в маленькой баварской речушке - и ее пепел тоже должен был стучать в сердца людей. Разливалась по океанским волнам нефть, умирал в вольере Джерсийского треста последний горный орел - и неосязаемый пепел уничтоженной жизни должен был, обязан был колотиться в людские сердца. Если верить прессе, книга получилась. А на самом деле... Кто знает? Янг подарил ее Захарову при прошлой встрече в сорок третьем, на очередном Тихоокеанском конгрессе. Подарил скорее в знак симпатии, которую вызывал у него этот высокий, грузный, на первый взгляд медлительный старик. Но, оказывается, он прочел. И внимательно...

- В "Пепле" я писал о другом. А об этом пишу сейчас. У меня договор с "Бертон Букс". Она так и называется - "Играть, чтобы жить".

- И все-таки почему вы непременно хотели сами брать Душмана? Это ведь совсем не игра?

Как-то незаметно Янг и Захаров вроде бы поменялись ролями - трудно было сказать, кто кого интервьюирует.

- Потому что пепел стучит в мое сердце, Мэтью, Простите громкие слова, редко я стараюсь ими пользоваться - слишком хорошо знаю скорость их обесценивания, но... Я был в доме у одного деятеля. Крупного деятеля. У него роскошная вилла - этакое ретро в стиле Луиса Кана. И в холле - голова Морского Змея. Я было подумал, муляж. Даже похвалил, дурак. А его так и передернуло: в доме все только подлинное. Вот так-то... - Янг помолчал, гася с прежней силой вспыхнувшую злость. Он плеснул себе минеральной (она была еще холодной), выпил, потом добавил уже совсем другим тоном: - Ну и, конечно же, чисто профессиональное - мы ведь, журналисты, такой народ, нам подавай что погорячее. Если я не буду оперативно давать очерки о погибшем патрульном, об арестованном браконьере, да не каком-нибудь, а самом Душмане, - кто ж мне платить будет? А ведь есть надо. Я, грешник, люблю хорошо поесть...

Захаров внимательно посмотрел на Янга, улыбнулся:

- А пожалуй, Орсон, из вас вышел бы неплохой моряк.

- Вряд ли, - пожал плечами Янг. - Яхтсмен из меня, может, и ничего, рифкомбер в самом деле приличный, а моряк... Просто я люблю море. Оно полигон надежды. На море мы уже научились жить так, как подобает человеку, - с тех пор, как перестали считать океан театром военных действий и неисчерпаемой кладовой. Где больше всего международных работ, проектов, организаций? На море. Где, случись с тобой что, на помощь придет любой? Опять же на море. Здесь мы все просто люди, а потом уже австралийцы, русские, японцы, американцы... Здесь мы больше всего ощущаем себ человечеством - то, чему на суше нам еще учиться и учиться. Море - это модель нашего завтра. Тень грядущего. И потому его нельзя не любить. Но стать моряком... Это вряд ли. И вдобавок - невезучий я.

- Невезучий? - Захаров недоуменно поиграл бровями.

- А то как же! Вечно умудряюсь поставить не на ту лошадь. Сами посудите, Мэтью, куда это годится: я думал, "Ханс Хасс" будет обеспечивать операцию до конца, выбил из своей фирмы кредит на спецрейс - гнать сюда самолет из Каракаса влетело в кругленькую сумму, поверьте...

- Представляю.

- И что же? "Хасс" уходит на Факарао в тот самый момент, когда ваш батиандр...

- Не мой, он не из Патруля. Он участник "Абиссали-45".

- Знаю. Все равно он ваш, русский. Так вот он отправляется брать Душмана, с Гайотиды-Зюйд на рандеву с ним высылают эту чертову ветряную мельницу, куда мне не перепрыгнуть никакими силами, и с каждым часом удаляюсь от места, где должен быть, на тридцать миль.

- Для точности - на двадцать восемь.

- Какая разница? Ну разве это не есть невезение, Мэтью?

В кабинете за неплотно прикрытой дверью переливчато зазвонил телефон.

- Простите, Орсон, - сказал Захаров и, опершись на подлокотники, с усилием встал. - Я сейчас.

Янг посмотрел ему вслед. Стареет адмирал... Хотя Захаров вот уже двадцать лет не был адмиралом, Янгу почему-то хотелось называть его именно так. Сколько же ему лет? За семьдесят, это Янг знал. И хорошо, если не семьдесят пять. Пора бы и на покой. Только жаль, когда на покой уходят такие люди. А могут ли такие люди уйти на покой? Они всегда найдут себе дело...

Захаров вернулся минут через шесть-семь. Лицо его странно построжело и осунулось.

- Что с вами, Мэтью? - обеспокоенно спросил Янг. - Вам плохо? Врача?

- Нет, ничего. Я уже принял все, что нужно. Знаете, что такое невезение? Это когда для принятия батиандра посылают роторную шхуну, которая вопреки всем прогнозам попадает в штилевую полосу. И у которой слабенький вспомогач с питанием от солнечных батарей. И которая успеет лишь к тому моменту, когда у батиандра выйдет не только желтое, но и красное время. Вот так.

- И "Хасс" меняет курс? - не смог скрыть радости Янг.

- Нет, Орсон. "Хасс" всего-навсего бывший авианосец, а не самолет. Он может выжать тридцать два узла. Ну тридцать пять - на пределе. И дойти за сутки. Опоздав на восемь часов.

- Узелок, - Янг присвистнул. - И что теперь?

- У Океанского Патруля в пределах досягаемости судов, способных принять батиандра, нет.

Захаров тяжело опустился в кресло. При взгляде на него Янгу стало больно.

- Вот что, - сказал он, подумав. - Вы можете организовать мне полчаса связи?

- Извините, Орсон, но сейчас не до ваших очерков. Все каналы забиты надо выручать батиандра. Это прежде всего.

- Я знаю, - Янг поднялся, прошелся по каюте. - И связь нужна мне не дл очерка.

Захаров удивленно посмотрел на него.

- Я не хочу пока ничего объяснять, Мэтью. Можете вы поверить мне на слово и организовать связь?

- Сейчас, - сказал Захаров. - Попробую.

Связь Янг получил через десять минут - адмирал умел быть оперативным. Первым делом Янг связался с брисбенским филиалом своей фирмы. Это заняло восемь минут. Потом - с главной редакцией в Монако. Еще девять. Наконец, с "Линдстрем Марин Сервис Компани". Здесь разговор был короче - хватило трех с половиной. Всего он уложился в двадцать минут тридцать секунд - знай наших, журналисты морякам в оперативности не уступят.

Когда Янг вернулся в гостиную, Захаров сидел в кресле, откинувшись на спинку и прикрыв глаза. В девственно-чистой хрустальной пепельнице на столике лежали две порожних ампулы для безукольных инъекций.