Наталья Шитова - Отступник

Сказано это было с искренней гордостью.

— Я ведь жить в этой комнате собирался… — Григорий отхлебнул из бокала и повел рукой. — Это должна была быть наша с Иринкой комната. Но все так скверно повернулось, что и вспоминать тошно. Теперь это просто гостиная для отдыха наставников…

— А Ирина?

— Уехала она отсюда сразу, как дочка родилась.

— Отчего же?

Пряжкин еще пригубил коньяка и промычал что-то, но потом, видимо, его все же потянуло на откровенность:

— Глупость какая-то, нелепость… Как в сказке про Синюю Бороду…

— Ты читаешь сказки? — усмехнулся Василий.

— Делать мне больше нечего… Но я как-то раз Настюше такую книжку купил, привез, а она читать заставила. Так там точно про меня написано. Я так же, как тот синебородый, привез жену, жили душа в душу, пока она один раз не забрела туда, куда я ей категорически запретил заходить…

— Это в подвал? — догадался Василий.

— Именно. В тот самый загон, где мы с тобой сегодня упражнялись… А я там как раз поганца одного сделал, — Пряжкин немного поколебался, но потом решительно долил себе в бокал новую порцию, отпил немного и продолжил. — Иринка в таком ужасе была, истерика началась… Еле успокоил я ее. Не хотел я ей ничего про леших рассказывать, да что тут еще можно было поделать? Я решил, пусть лучше узнает о них, чем будет меня считать убийцей и садистом… То ли она мне не поверила, то ли еще что, но с тех пор все как-то развалилось само собой… — с неожиданной обидой закончил Пряжкин.

Василий довольно легко представил себя самого на месте этой незнакомой ему женщины, вспомнив, как сам впервые присутствовал на охоте в овраге, когда Григорий своими руками задушил пожилого лешака, срезал с его шеи амулет и приказал своим парням отсечь ладони, ногти на которых так и остались выдвинутыми. Каким-то чудом Василий тогда сдержал себя. Может быть, это удалось ему потому, что он прекрасно знал уже, хотя и понаслышке, с чем ему придется столкнуться в конце его трудных многолетних поисков, которым он посвятил свою жизнь.

— А ты не жалеешь, что из-за всей этой затеи у тебя семья рассыпалась? — напрямую спросил Василий. — И ссориться не ссорились, а ни жены, ни дочки рядом. Только эта крепость и орава неумелых мальцов, желающих стать Шварценеггерами. Не хочется разогнать всех взашей?

— Да кто же мне даст их разогнать? — усмехнулся Васлилий. — В этой базе моих денег только часть, остальное вложения фирмы, ты же знаешь. Я тут нечто вроде постоянно проживающего коменданта. И совладелец, и наемник. Если я всех разгоню, мне из дела не выйти, пороху не хватит выкупить все это. Да, если честно, и не дадут мне это сделать, даже если бы у меня и деньги были. Кто захочет терять такой источник дохода, да еще когда все откатано с таким размахом?… Чем строить что-либо подобное на новом месте и заново прикармливать местную власть, дешевле будет меня прирезать да зарыть в лесу, а тебя, Васек, на мое место посадить. И будешь ты каждый вечер полеживать здесь у камина и глядеть на эту красоту…

— Успокойся, приятель, я своим положением вполне доволен, и на твое место не рвусь, — заметил Василий.

— Верю. Завидую я тебе, Васек… Мужик ты одинокий, бываешь здесь наездами, тебе, конечно же, и на своем месте хорошо. Да и кому будет плохо получать по тысячи баксов за месяц и иметь немного свободы? — неожиданно мечтательно произнес Пряжкин.

— Ну да, — проронил Василий, — Это ты прав, конечно. Но согласись, что мы свое жалование окупаем с лихвой. Фирма имеет на этом очень хорошо. А уж если пойти дальше, то мы из семнадцатилетних волчат за четыре месяца делаем настоящих бойцов. Киногероев-то десятки помощников и дублеров обслуживают, а наши курсанты потом кого хочешь зубами загрызут без всякого дублера… Говорят, наши питомцы огромным спросом пользуются в определенных кругах.

— Конечно… — со странной тоской в голосе согласился Пряжкин. Результат налицо. Только иногда мне все это до тошноты надоедает. Все осточертело… Одна забава — поганцам рога обламывать.

Василий промолчал. Пока Григорий делился своим личным, его еще можно было терпеть. Но как только речь заходила о леших, Василий чувствовал, как сердце начинает разгоняться. И в руках держать себя становилось нестерпимо трудно.

— Не знаю, Гриша, меня это все как-то не трогает. Не привык я к крови, уж извини… — сдержанно отозвался Василий. — Она ведь у них все-таки красная…

— И клюква красная, — злобно буркнул Пряжкин. — Так что, ее теперь не есть что ли?

— Да ешь, я же не запрещаю, — Василий постарался, чтобы голос его звучал как можно равнодушнее.

— Этого щенка-то ты куда сунул? — оживился вдруг Григорий.

— На первом этаже, в пустой кладовой сидит, — ответил Василий в надежде, что Пряжкин тут же забудет о ребенке.

— Тряпки сжег?

— Да нет, он так и сидит в одежде, — осторожно отозвался Василий.

— Непорядок. Нечего ему поблажки делать… Я, кстати, велел хлопцам хвост разморозить, так что утром можем немного развлечься, — Пряжкин решительно встал. — Ну-ка, пойдем, Васек, проведаем дьяволенка…

Очень хотелось отказаться. Но Василий встал и молча пошел следом за толстяком, едва сдерживаясь и стараясь изгнать прочь такое трудно преодолимое желание вцепиться Пряжкину в глотку.

Спустившись на первый этаж, Григорий включил свет в коридоре и отпер дверь маленькой темной кладовой.

На полу, скорчившись и спрятав лицо в коленях, сидел мальчонка лет восьми в заляпанных грязью джинсах и легкой ветровке. Когда полоса света от открывшейся двери накрыла его, он поднял голову и, зажмурившись, отвернулся.

— А ну, ко мне, поганец! — тихо сказал Пряжкин.

Мальчик встал на ноги, сделал пару шагов и остановился. Пряжкин протянул руку и, вцепившись в ткань куртки, вытащил мальчонку наружу.

Ребенок был полумертв от страха, и лучше всего это подтверждали глаза малыша, темные, в которых не было ни одной зеленой искорки.

— Гришаня, что-то меня все-таки сомнения берут, что-то он на лешего не похож… — пробормотал Василий, пряча руки за спину и приваливаясь к стене.

— Ну и что ты предлагаешь? — угрюмо спросил Пряжкин.

— Да ну его к бесу, выгони ты его взашей…

— Если он не леший, то помчится к маме с папой, а те к прокурору, и даже наши хорошие отношения с властями нас не спасут… — покачал головой Пряжкин.

— Ты что, Григорий?! Неужели из-за дурацкой ошибки ты теперь этого пацана… — испугался Василий. Для него самого не было сомнений в том, что сжавшийся от страха малыш — лешонок. Но нужно было попробовать хоть как-то образумить Пряжкина.