Михаил Михеев - Год тысяча шестьсот

У него были темные глаза, породистый нос и длинный подбородок. Ника несколько секунд озадаченно разглядывала его лицо, потом спохватилась, отступила в сторону.

- Входи, Филиппо! - сказал отец Себастьян.

Садовник сунул тряпку в карман подрясника, шагнул через порог, молча и почтительно поклонился отцу Себастьяну. На Нику он больше не взглянул. На Нику смотрел отец Себастьян.

- Вы узнали его?

- Конечно! - сказала она. - Он очень похож на своего отца.

- Замолчите! - оборвал отец Себастьян. - Анжелико, побудь в коридоре. Последи, чтобы нам никто не мешал.

Ника закрыла тяжелую дверь.

- Bolt! - сказал отец Себастьян.

Она скорее догадалась, нежели поняла незнакомое слово, и послушно толкнула кованую задвижку на двери.

"Пока я за швейцара при келье святого отца - открыть, закрыть! Вроде у меня неплохо получается... Но черт меня побери, если я правильно соображаю, то молодой человек, этот измазанный виноградом садовник, и есть тот самый несчастный ребенок..."

Пока она рассматривала Филиппо, пользуясь тем, что он на нее не глядел, а молча стоял у кровати, не зная куда девать свои руки, отец Себастьян, тяжело дыша, измученный физическими страданиями, сомнениями и ответственностью, которая тяжким грузом свалилась на него, собирал оставшиеся силы для последнего разговора.

Он кашлянул. Ника взглянула на него.

- Поднимите мне голову, - сказал он. - Снимите с шеи вот это...

Она осторожно просунула руку, приподняла сухую головку святого отца, нащупала за воротом цепочку и вытащила уже знакомый ей медальон.

Только на нем пока еще не было царапины...

- И это видели? - спросил отец Себастьян.

Он глядел на нее, она так и чувствовала, что он ждет ответа, который мог бы успокоить его: "Нет, я не знаю, что это такое!" - где же она могла бы увидеть медальон, если он все эти тридцать лет провисел на груди отца Себастьяна!.. Но она слишком далеко зашла и назад пути не было.

- Да, я видела его!

- Господи... - опять прошептал отец Себастьян. - Помоги мне...

Зато сам Филиппо ничего пока не понимал. Он только переводил взгляд с отца Себастьяна на Нику, на медальон, который она держала в руках, потом обратил на лицо святого отца и стоял растерянный и напряженный. Видимо, какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что сейчас произойдет нечто значительное, важное и это будет касаться непосредственно его.

А отец Себастьян так же молча на него смотрел на него, и глаза его были печальны и серьезны.

- Пречистая дева, - прошептал он, - святые великомученики, я благодарю вас, что на закате моих дней вы дали возможность выполнить свой долг. У меня большие сомнения, что принесу радости Филиппо и удачу испанскому королевству, я не волен заглянуть в будущее, но я выполню свои обещания... Филиппо! Слушай меня внимательно.

- Я слушаю, святой отец.

- Ты не безродный подкидыш, каким считал себя все тридцать лет, как тебя привезли сюда, в святую обитель. Ты - внебрачный сын покойного испанского короля Филиппа Четвертого. Его подпись, удостоверяющая твое королевское происхождение, находится вот в этом медальоне. Ты - испанский принц.

Отец Себастьян замолчал.

Ника с любопытством уставилась на Филиппо.

Бедный принц! Он еще так ничего и не понял. Он сейчас старается сообразить, что ему делать, как себя вести, что несет ему эта неожиданная, плохо воспринимаемая разумом весть.

- Подойди поближе, Филиппо, - тихо сказал отец Себастьян. - Преклони колени перед этой девушкой.

Послушно - очевидно, тем же движением, каким становился на колени при вечерней молитве, - Филиппо опустился на одно колено. Ника, не дожидаясь подсказки, набросила цепочку ему на голову и спустила медальон за ворот подрясника.

- А теперь встань, Филиппо, - продолжал отец Себастьян, самым будничным тоном, словно ему каждый день приходилось возводить в королевский сан безвестных садовников. - Встаньте, ваше высочество! Присядьте на табурет. Пока на табурет... Вы можете сидеть не только в присутствии женщины, но и перед любым грандом Испании. Как бы высоко ни было его положение - ваше будет все-таки выше. Выше вас только королева и ваш кровный брат - король Испании. Так садитесь же, ваше высочество.

Филиппо молча опустился на табурет.

Ника все ожидала от новоявленного принца появления какой-то реакции, восклицания, радости или еще чего-то такого, что, по ее мнению, он должен был сделать, когда наконец понял, что судьба вдруг вознесла его так высоко над его садом и над окружающими людьми.

Но Филиппо только чуть выпрямился на табурете и, повернув голову в сторону окна, в непонятной задумчивости уставился на голубое южное небо за оконной решеткой.

"Однако! - подумала Ника. - Нервы у его высочества хоть куда! Что и говорить - садоводство всегда было здоровым занятием... А что бы я делала на его месте? Ну, я здесь не в счет. Комсомолка - и ваше высочество! Смешно..."

- Вы очень спокойно приняли такое известие, ваше высочество, - сказал отец Себастьян.

- Я догадывался, - тихо ответил Филиппо.

Это были первые слова, которые от него услышала Ника, и произнес он их по-английски. Сын испанского короля и испанской монахини, наверное, знал и испанский, однако тридцать лет прожил в английской колонии - и Ника еще раз добрым словом помянула совсем недобрых завоевателей. Судьба испанского принца, как она понимала, переходит в ее руки, и знание им английского в какой-то мере облегчает ей задачу. Однако не очень. "Куда теперь я с ним? - впервые подумала она. - На "Санте", наверное, Оливарес!"

- Вы догадывались? - удивился отец Себастьян. - О чем догадывались, ваше высочество?

Филиппо ответил не сразу. Он по-прежнему задумчиво смотрел на небо за окном.

- Я часто видел королевский дворец, - вдруг сказал он.

- Как? - воскликнул отец Себастьян. - Где?

- Во сне, - Филиппо отвечал тихо и мечтательно, как бы разговаривая сам с собой. - Я видел комнату, большую и светлую комнату... на стенах висели гобелены...

Он замолчал, наклонил голову и закрыл рукой лицо.

За дверью послышался шорох, отец Себастьян услышал его прежде Ники, встревоженно вскинул на нее глаза.

Она подошла к двери.

- Это, наверное, Анжелико.

- Ваше высочество, - заторопился отец Себастьян. - Вам нужно уходить. Здесь быть опасно, любое промедление может стоить жизни, и не только вам. Письмо, в котором вы прочитаете, как все было и что вам надлежит делать, находится у этой девушки. Мне некогда объяснять, как она здесь появилась, а кто она, я и сам не знаю. Человек, который послал ее сюда, - умер. Кроме нее, вам некому здесь довериться. Она поможет вам попасть в Мадрид. До Мадрида путь долог и непрост. Я не знаю, ваше высочество, что ожидает вас в Мадриде, не берусь даже угадывать. Но вы можете остаться здесь. Выбирайте, ваше высочество.