Дэвид Вебер - Космическая станция «Василиск»

– Это только начало, старпом. И бумага может оказаться не такой скучной, как вы думаете.

– Послушайте, мэм, я знаю, что мы не всегда… – Лейтенант-коммандер умолк и прикусил губу – Я хочу сказать, вы очень разозлите картель. А у них достаточно друзей в высоких сферах, чтобы сделать их неудовольствие весьма ощутимым для нас. Вы поймали груз нелегальных мехов, но стоит ли он того? На самом-то деле? – Взгляд Виктории опасно потяжелел, и он быстро продолжил. – Я не говорю, что он не был противозаконным, – видит бог, был! – и я понимаю, что вы пытаетесь сделать. Но в тот день, когда мы покинем станцию «Василиск», все вернется на круги своя. Им это как слону дробина, на потоке наличности это даже не отразится, но они запомнят вас.

– Я искренне на это надеюсь, капитан, – ледяным тоном ответила Виктория, и Маккеон встревоженно уставился на нее. Впервые за очень долгое время он беспокоился за капитана, потому что это был его капитан, но стальной взгляд ее темных глаз остался непоколебим.

– Но вы собираетесь поставить под угрозу всю свою карьеру из-за мелочи, которая не играет никакой роли! – возразил он. – Капитан, такие вещи…

– … нам полагается пресекать.

Ее голос кинжалом перерезал его реплику, и он вздрогнул, заметив нечто похожее на боль за сверкавшей в ее глазах яростью. Боль и что-то еще. Может, презрение, и это глубоко ранило его.

– Коммандер Маккеон, – продолжала она все тем же холодным тоном, – выполнение моего долга не зависит от того, как другие выполняют или не выполняют свой. Также мне нет дела, какие именно преступники нарушают закон в мою вахту. Мы окажем максимальную поддержку мичману Тремэйну. Вдобавок я хочу, чтобы всем остальным судам – всем остальным судам, капитан! – зафрахтованным картелем Гауптмана, впредь уделялось дополнительное внимание. Понятно?

– Понятно, мэм, – отозвался Маккеон несчастным голосом. – Я только…

– Я ценю вашу заботу, старпом, – резко сказала она, – но «Бесстрашный» будет выполнять свои обязанности. Все свои обязанности.

– Да, мэм.

– Благодарю вас. Вы свободны, коммандер.

Он поднялся и покинул ее каюту, смущенный и встревоженный, и бремя странного, глубоко личного стыда не отпускало его.

Глава 12

Секретарь Адмиралтейства открыл дверь кабинета, с поклоном пропустил в нее высокого темноволосого офицера и закрыл ее за ним. Зеленый адмирал лорд Хэмиш Александер подошел к огромному окну и посмотрел вдаль, поверх сверкающих шпилей и пастельных башен города Лэндинг, столицы Звездного Королевства Мантикоры.

Темно-синие воды залива Язона, простирающегося на сотни километров до южного горизонта внутреннего моря, сверкали в лучах Альфы Мантикоры. Несмотря на вентиляцию, источаемый солнцем жар ощущался даже сквозь теплоизолирующий пластик окон. Наружная температура радовала адмирала, хотя и была почти невыносимо высокой, ведь он только что прибыл из фамильного имения в герцогстве Верхнее Слайго, а в северном полушарии Мантикоры сейчас стояла зима. Но Лэндинг лежал меньше чем в полутора тысячах километров от экватора, и на противоположной стороне усеянного парусами залива шелестела под легким ветерком изумрудная зелень.

Хэмиш отвернулся от окна и, сложив руки за спиной, оглядел кабинет Космос-лорда первого ранга. Стены украшали панели светлого местного дерева – обычное дело, не то что во внутренних мирах. В углу красовался камин. Он был настоящим, а не просто служил украшением, и это, подумалось Александеру, как раз являлось экстравагантной причудой. Здание Адмиралтейства простояло полторы с лишним сотни мантикорских лет и в высоту имело чуть больше ста этажей – весьма скромно по меркам антигравитационной цивилизации, – но каминная труба возносилась вверх сквозь тридцать с лишним этажей вентиляционных шахт. Он мог только восхищаться упрямством и настойчивостью того, кто проектировал это здание, особенно в климате, где кондиционирование воздуха требовалось в гораздо большей степени, нежели отопление.

Гость хохотнул и взглянул на часы. Космос-лорд опаздывал – неудивительно при его расписании, – и Александер принялся лениво расхаживать по знакомому кабинету, изучая модели звездолетов и старинные масляные и акриловые портреты, возобновляя знакомство со старыми друзьями и подмечая новые поступления.

Он восхищался деталью метровой модели КЕВ «Мантикора», гордости Флота, когда дверь у него за спиной отворилась. При виде вошедшего, адмирала Флота сэра Джеймса Боуи Вебстера, его обветренное лицо осветилось улыбкой. У Космос-лорда был характерный вебстеровский подбородок.

Вошедший хозяин кабинета тоже улыбнулся и крепко сжал ладонь Александера обеими руками.

– Хэмиш! Неплохо выглядишь, смотрю. Прости, что вытащил тебя так незадолго до дня рождения Эмили, но есть разговор.

– Вот я и прибыл, – сухо произнес Александер, когда Вебстер выпустил его руку и развалился в кресле. Гость проигнорировал приглашение занять другое и пристроился на краю стола, достаточно большого, чтобы служить посадочной платформой для шаттла.

– Как Эмили? И отец? – спросил Вебстер. Его улыбка слегка померкла. Александер пожал плечами.

– Настолько хорошо, насколько можно ожидать – оба. Доктор Гагариан нашел новый метод лечения и хочет испробовать его на Эмили, а отец не очень хорошо переносит зиму, но…

Он снова пожал плечами, как человек, задевший старую рану и обнаруживший, что она по-прежнему болит. Вебстер молча кивнул. Отцу Александера, двенадцатому графу Белой Гавани, сравнялось почти шестьдесят четыре года – больше ста десяти земных, – и он принадлежал к последнему поколению до введения пролонга. Ему осталось не так уж много. Судьба леди Эмили Александер стала одной из величайших трагедий Мантикоры, которую Вебстер – как и все, кто знал актрису лично, и тысячи тех, кто никогда с ней не встречался, – ощущал, как свою собственную. Некогда признанная прима Королевского драматического голотеатра, она оставалась одним из самых любимых писателей и режиссеров Мантикоры, но сцену ей пришлось оставить в результате воздушной аварии, сделавшей ее полным инвалидом. Поврежденные нервы упорно не поддавались ни пересадке, ни регенерации, и даже современная медицинская наука не могла восстановить разрушенные центры управления моторикой.

Вебстер подавил выражение бесполезного сочувствия, которое, он знал, только вызовет у Александера чувство неловкости, и встряхнулся, посмотрев более внимательно на офицера перед ним. Хэмишу Александеру исполнилось сорок семь – чуть за восемьдесят стандартных лет, – хотя выглядел он едва ли на треть отцовского возраста, только вокруг глаз появились свежие тревожные морщинки и несколько новых белых нитей на висках.