Старый грубый крест - Терри Биссон

правую руку. На этот раз я держала карандаш в левой руке, готовая к работе. Но на этот раз наш друг, наш инопланетянин или кто там ещё, как бы высказывал нежелание что-либо делать. Только после пары попыток он пробежал по моей руке, а затем всего на дюйм или около того вверх по запястью, и только на мгновение. Но и это сработало. Будто он непосредственно влиял на мою мускулатуру, минуя моё сознание. Даже не задумываясь, я написала это.

Она перевернула страницу в блокноте, и я увидел:

— Что означает «Старик».

Я кивнул.

— Поэтому, вы послали за мной А-Вот-И-Джонни.

Хварлген рассмеялась и нахмурилась одновременно, и я впервые понял, что её хмурый взгляд был улыбкой; она просто носила её вверх ногами.

— Вы забегаете вперёд, майор. Я истолковала всё это, как нежелание общаться со мной, возможно связанное с моим возрастом, или с моим полом, или и с тем, и с другим. Поскольку мы ещё не отправились на Луну, я использовала свои несколько экстравагантные полномочия и, отправила шаттл обратно вниз. Я наняла своего старого друга, моего бывшего профессора — фактически бывшего советника SETI, проведшего некоторое время в Хоуболте, и взяла его с собой на Луну. Это отняло у меня ещё три дня драгоценного времени.

— Ну и где же он? Полагаю, уже за воздушным шлюзом, я полагаю, иначе меня бы здесь не было.

— Он ещё не совсем вышел из шлюза, — сказала Хварлген. — Пойдёмте со мной, вы всё увидите.

***

Я никогда не встречался с доктором Су Ли Кимом, но слышал о нём. Крошечный человечек с длинными развевающимися белыми волосами, похожий на Эйнштейна, был астрономом, руководителем команды оптики дальнего космоса, выгнанную из Хоуболта, когда его превратили в полуавтоматическую станцию оповещения. Доктор Ким получил Нобелевскую премию. В его честь была названа целая галактика. Теперь он занимал одну из двух коек в лазарете под прозрачным куполом Востока. Другая была пуста.

Я почувствовал запах смерти в комнате и понял, что это был назальный спрей «Умиротворения» — сенсимильи, который дают неизлечимым пациентам. Для меня это сложный аромат, запах любви и потери вместе, любопытная смесь, которую я хорошо знал по последним неделям жизни моей первой жены. Я вернулся к ней незадолго перед её смертью. Но это совсем другая история.

Доктор Ким выглядел достаточно жизнерадостным. Он ждал нас.

— Я так рад, что вы здесь; теперь, возможно, мы сможем начать общаться, — сказал он на английском с кембриджским акцентом. — Как вы, вероятно, знаете, Тень не хочет со мной разговаривать.

— Тень?

— Я так называю это. Как в вашем старом американском радиосериале. — Кто знает, какое Зло таится в Сердцах людей? Тень знает![28]

— По-моему, вы не выглядите таким уж старым, — сказал я.

— Нет, мне будет семьдесят два на следующей неделе, когда вернётся «Диана», если мне повезёт продержаться так долго. Он сделал быстрый вдох «Умиротворения» из распылительной трубки из искусственного чёрного дерева и продолжил:

— Коллекционирование старых радиолент было хобби, которым я увлёкся, когда учился в университете. Им было по сорок пять лет уже тогда, сорок пять лет назад. Я полагаю, вы не помните Скай Кинга и его Радиоранчо?

— Нет никого, кто настолько стар, доктор Ким. Мне всего семьдесят шесть. Сколько должно быть лет для того, чтобы общаться с призраком-в-чаше?

— С Тенью, — поправил он. — Ну, вы уже достаточно стары. На самом деле, я думаю, что и я уже достаточно стар. Или был бы, если бы не…

— Начните с самого начала, доктор Ким, — сказала Хварлген. — Пожалуйста. Майор должен знать всё, что произошло.

— С начала? Лучше начнём с конца, с того момента, как начинается Тень, — он загадочно рассмеялся. — По крайней мере, я усвоил одну вещь: наша речь одинаково контролируется как мышцами, так и мозгом. В первый раз я поступил, так же как Сунда: я засунул руку в чашу, и мой мозг безучастно наблюдал, как Тень взяла мою руку, а вместе с ней и карандаш.

— И вами было написано письмо, — продолжил я.

— Он нарисовал мной картинку, — поправил доктор Ким. — Корейский язык, по крайней мере, частично идеографичен. — он сунул руку под кровать и вытащил листок бумаги, на котором было нарисовано:

— Отведите меня к вашему лидеру? — предположил я.

— Это означает, более или менее, «хорошо»; и предполагает более близкие отношения, которые я немедленно, так сказать, реализовал, и которые…

— Более близкие?

— …привело к следующему:

— Как и послание Сунды, это означает «новый рост», — сказал он. — Что, как я понял, в моём случае означает рак.

— Ох.

Должно быть, я поморщился, потому что он сказал:

— Да нет, всё в порядке. Я уже знал про него. У меня рак толстой кишки — я узнал про него четыре месяца назад. Я просто не сказал Сунде, потому что не думал, что это имеет значение.

— Значит, это сделала не Тень? — спросил я.

— Одарила меня раком? Нет, — сказал доктор Ким. — Тень была в состоянии, так сказать, обнаружить его, вот и всё. — Он то ли усмехнулся, то ли скривился от боли (трудно было сказать) и сделал ещё один вдох «Умиротворителя». — Не забывайте: «Тень знает».

Молодые сентиментальны по отношению к смерти, но для стариков такой проблемы не существует.

— Жестоко, — сказал я.

— Счастливых концов не бывает, — сказал доктор Ким. — По крайней мере, благодаря Тени я получил возможность ещё раз вернуться на Луну. Если повезёт, я могу даже закончить свои дни здесь. Разве из Луны не получится великолепное надгробие? Висит там, в небе, размером больше тысячи пирамид. И освещено в придачу. Это навсегда положило бы конец клевете о том, что у всех корейцев хороший вкус, — он сделал паузу, чтобы сделать ещё один вдох. — Но проблема в том, что из-за рака, по-видимому, Тень не будет взаимодействовать со мной. Я думаю, что он ошибочно принимает рак за молодость. Этот второй контакт был для меня последним. Так что завтра ваша очередь, не так ли? — Он перевёл взгляд с меня на Хварлген.

Мы с Хварлген