Олег Серегин - Хирургическое вмешательство

— Ну чего? — спросил Жень, уставившись на него из темноты ярко-голубыми, как газовая горелка, глазами; божонок решил на всякий случай сидеть без света.

Ксе отдал ему пакет и хлопнул по плечу.

— Порядок. Я ж знал, что Дед не ошибается. И правда надо было туда сходить.

— И что? — вскинулся Жень с острым любопытством, — что теперь? Ты что там узнал? Кого-то встретил? Зачем надо было?

— Эй-эй! — шаман с улыбкой отодвинул его. — Ничего я не узнал и вообще понятия не имею, зачем ходил. Ты ж бог, должен знать, чем интуиция от предвидения отличается.

— Ксе, блин!

— Короче, — сказал Ксе, — теперь у меня есть телефон одного человека. Однажды окажется, что нам очень надо ему позвонить. Когда и зачем — этого никто не знает. А теперь давай перекусим и спать.

Жень устроился быстро; он успел отряхнуть ковер и сложил его вдвое, пристроил под голову куртку Санда. Ксе улегся рядом, глядя в серый, с разводами, потолок. За окном проехала пара машин: веера желтого света описали дугу по стенам, послышались далекие, отдавшиеся эхом гудки. В сквере напротив окон сидела хмельная компания, слышался девичий смех. То, что где угодно действовало бы на нервы, здесь, в «песне», порождало странное глубинное умиротворение, сознание правильности того, где ты находишься, что делаешь и как живешь. Сейчас, в темноте и покое, Ксе ощутил это особенно остро.

— Ксе, — тихо сказал Жень.

Шаман повернул голову; мальчишка смотрел на него. У человека глаза бы в темноте поблескивали, у бога — ровно светились собственным фосфорным светом. «Нарочно выпендривается, хрюндель», — подумал Ксе, но это вызвало лишь ласковую усмешку:

— Что?

— А что мы дальше делать будем? Сначала тут сидеть, да? А потом? А мне еще в одиннадцатом классе учиться…

— Успеешь доучиться, — сказал шаман. Подумал немного и ответил: — Дед сказал, что дольше трех дней нам тут сидеть не придется. Наверно, он за свои ниточки потянет. А может, и нет. В любом случае куда-нибудь свалим.

Жень моргнул. Потом приподнялся на локте, и яркие глаза беспокойно расширились. Ксе знал, что сейчас ему зададут вопрос, вопрос о чем-то страшном и не дающем богу покоя.

— Ксе, — наконец, несмело прошептал Жень, — Ксе, а ты меня не бросишь?

Шаман выждал, с улыбкой следя, как меняется выражение жениного лица — от ожидания к невыносимой тревоге, — и ответил:

— Куда ж я от тебя денусь?

Ночью позвонил Лья.

Жень куда-то убрал мобильник Ксе, сим-карты они не поменяли, и с минуту искали трезвонящий аппарат. Лья говорил недолго; с чего ему вздумалось звонить в три часа ночи, Ксе так и не понял, и подозревал, что исключительно из вредности и обиды — на то, что волею Арьи и по вине Ксе компетентнейший на свете шаман оказался втянутым в пренеприятную историю, да еще и не на первых ролях. Лья не любил быть на подхвате.

— В общем, все схвачено, — с обычными своими интонациями ведущего специалиста сообщил он. — Я за вами приезжаю завтра в обед, чтобы до вечернего часа пик успеть… готовьтесь.

— Куда поедем? — спросил Ксе. — Это Арья решил?

— Завтра, — многозначительно ответил Лья, явно ощущая чувство глубокого удовлетворения от того, что поставил Ксе на уши.

Тот вздохнул. За несколько часов сна в стихии «песня» увлекла его в свои переливы настолько, что всерьез испортить Ксе настроение стало попросту невозможно.

Наутро Лья, не уставая доказывать свою предусмотрительность, приехал на машине из проката.

— Не хочу мою светить, — хмуро заявил он. — Там ментов много ошивается… некоторые даже в штатском.

— Где? — спросил Ксе, но Лья определенно решил, по примеру Арьи, до последнего хранить все в секрете. Ксе только пожал плечами и подмигнул встревожившемуся Женю. Лья, при всей своей проницательности, склонен был мерить людей по себе и как-то не задумывался о том, что Ксе, в отличие от него, очень хорошо умеет ждать. Божонок, смерив Лью недобрым взором, последовал примеру своего «опекуна» и погрузился в созерцание городских пейзажей.

— Выяснил я кое-что, — сумрачно сказал Лья, когда автомобиль все-таки встал, несмотря на благоволение Матьземли, в одной из неизбежных пробок. — Кое-что.

— Лья, — лениво и благостно отозвался Ксе, — ты либо говори, либо не говори.

Тот криво усмехнулся: Ксе увидел, как сощурились его глаза в зеркале.

— Проект войны с терроризмом, — наотмашь резанул Лья, и Ксе все-таки вздрогнул, потому что дернулся Жень. — В самых высоких сферах подписанный. Влипли мы с вами по самую шейку, короче. И я уже сам не знаю, есть ли в этом смысл.

— То есть как? — тихо спросил Ксе.

— Открыл Америку, — злобно сказал божонок, уставившись на Лью фирменным снайперским взглядом. — Он уже сколько лет как утвержден.

— А ты молчишь, как пленный партизан.

— А то я всем растрепать должен.

— В чем дело? — жестковато вклинился Ксе.

— Антропогенное божество, — равнодушно объяснил Лья, игнорируя мрачное сопение Женя, — это воплощение некоего понятия высокой степени обобщенности. Для того, чтобы понятие обрело персонификацию, необходимы три условия. Во-первых, этому понятию нельзя дать однозначного определения, во-вторых, его нельзя связать со строго определенными причинами и-или следствиями, а в-третьих, оно должно очень долго и очень серьезно волновать человеческий ум. Есть еще какие-то хитрые закономерности, из-за которых персонификации большей частью мультиплицированы по национальному признаку, то ли из-за языка, то ли из-за специфики менталитета. Я, в общем, дальше вчитываться не стал. Это из учебника теологии.

— Ты это к чему? — спокойно сказал Ксе.

— Я щас тоже расскажу, как человек от обезьяны происходил, — пообещал Жень. — Сначала были рамапитеки, потом питекантропы, потом эти… неандертальцы. Ну и что, блин?

— А то, что понятие войны не сводится к боевым действиям. Если вдруг решат объявить войну с коррупцией, это тоже будет твоя сфера ответственности.

— Ну и что… блин, — раздраженно потребовал теперь уже Ксе.

— Пусть он скажет, — процедил Лья.

— Жень?

Тот резко выдохнул и сгорбился, уставившись на сплетенные в замок пальцы.

— Жень, — без нажима повторил Ксе.

— Ксе, — сказал тот несчастным голосом. — Ну… понимаешь, я, конечно, оружием любым владею, боевыми искусствами там… могу игрушечное оружие в настоящее превратить… много чего, короче, могу, особенно если служение принимаю… но это все фигня. Это не настоящее дело.

— А какое — настоящее? — Ксе чувствовал себя так, словно его накрыли периной — тяжело, душно и серо.