Журнал «Если» - «Если», 2001 № 04

— Генерал? — пробормотал я. — Вы в самом деле генерал?

— Что-то в этом роде. Генеральный инспектор по особо важным расследованиям.

— Тот самый генерал Линкольн, о котором они толковали…

— Виновна, — признала она, протягивая руку. — Генерал Мона Линкольн.

— Понял! Джинни Олдейб[14] — генерал Линкольн. Остроумно.

— А вы отказываете мне в остроумии?

Тут в поле нашего зрения появились Джебедия и Марта Во, обнимающие сына за плечи. Тим глянул в мою сторону, и я увидел, что он смеется и плачет одновременно. Как и его родители.

В эту минуту я точно знал, что они испытывают.

— Нет смысла величать меня генералом, — заметила моя бывшая заместительница. — Все улеглось, и можно немного расслабиться. Вы, должно быть, на ногах не держитесь, шериф.

Только теперь я сообразил, как измотан. День оказался куда более суматошным, чем я предполагал.

— Похоже на то, — кивнул я.

— Только и мечтаю, чтобы скинуть мундир, — вздохнула она.

Я с опаской покосился на нее.

— Вы называете это мундиром…

— Разумеется. Когда станете генералом, узнаете, что любая чертова тряпка, которую вам вздумается натянуть, автоматически становится мундиром. Ну, что скажете, шериф? Не стоит ли нам, старичкам-ветеранам, вернуться домой и снять наши значки?

Я растерянно молчал, отнюдь не уверенный в том, что она имеет в виду, и горячо надеясь, что угадал ее желания. Моя проклятая робость мешала высказать все, что вертелось в голове, а именно:

— Давайте наперегонки, кто примчится раньше, тому приз!

Она протянула мне руки. С запястий все еще свисали цепи наручников:

— Я пойду спокойно и по собственной воле.

Я осторожно сжал ее ладонь. Очень большую, очень теплую. И блаженно вздохнул:

— Зачитать ваши права?

В огромных карих глазах загорелись лукавые искорки.

— Я вроде как надеялась, что молчать не придется. Если, разумеется, сумеете меня понять, шериф.

— О, в этом я уверен, генерал.

— Возможно, вам следует обыскать меня.

— Постараюсь быть предельно дотошным.

У лунаритов существуют весьма строгие правила касательно внебрачного союза, но на короткий период пребывания генерала Линкольн в Идене они предпочли закрыть глаза на то, что происходило за плотно запертыми дверями констебля. В промежутках между свиданиями Джинни (то есть Мону) и меня угощали, благодарили, хвалили и всячески ублажали все до единого обитатели Идена, включая стариков и малолетних детей.

Пять дней спустя Эпсона Детвайлера увезли, а прибывший курьерской почтой пакет со штампом миротворческого корпуса призвал генерала Линкольн к выполнению очередной секретной миссии.

Проводив ее, я поплелся в участок, чувствуя себя так, словно город только что покинул последний цирковой фургон. Документация, которую я обычно веду с величайшей аккуратностью, оказалась донельзя запущенной за время пребывания Моны в Идене. Поэтому пришлось устроиться за письменным столом и взяться за разгребание завалов.

Не успел я как следует сосредоточиться, как в дверь постучали. Я поднял глаза и увидел Тима. За время наших коротких встреч я успел заметить, что фольга исчезла с волос. Грима тоже не оказалось. Но вместо белого одеяния с длинными рукавами, подобающего лунариту, на нем была экзотическая размахайка с дурацкой надписью.

— Привет, Тим! — воскликнул я, обрадовавшись возможности забросить бумажки. — Как поживаешь?

— Неплохо, — пробурчал он, передернув плечами.

Но я-то знал, что он в полном порядке. Старается не огорчать родителей, а те, в свою очередь, из кожи вон лезут, чтобы обрадовать сына, которым их наделил Господь.

— Так что случилось?

— Ну… я вроде как… подумал…

Он пожал плечами и уставился в пол.

— Давай же, Тим. Мне-то можно все сказать!

— Ну, вы тогда наговорили ма и па… Это все правда? — спросил он, вскинув голову и нерешительно глядя на меня.

— Каждое слово, — честно заверил я.

Мальчик расплылся в довольной улыбке.

— Так вот, мои старики, похоже, смирились со мной. Теперь никто не пытается меня выкинуть, а я на все готов, чтобы не дать им к этому повода. Только вот…

— Что? — добродушно осведомился я. Кажется, парень еще не понял, что я вряд ли смогу ему в чем-то отказать.

— Нельзя ли мне в самом деле стать вашим помощником? Ведь мисс Линкольн все равно уехала, вот я и пришел…

— Потрясная мысль! — выпалил я, не пытаясь скрыть радость.

— Правда?

— Клянусь!

— Спасибо! И хочу, чтобы вы знали: я вас не подведу! Никаких граффити. Немедленно сотру программу, и…

Он осекся, увидев, что я предостерегающе поднял руку.

— Не стоит спешить, парень. Твоя выдумка спасла наши шкуры, и кто знает, когда еще пригодится, если связь снова выйдет из строя.

— Ладно… если вы так считаете, — неуверенно пробормотал Тим.

— Именно. Ну как, готов приступить к своим служебным обязанностям?

— Что нужно делать?

— Передашь сообщение.

— Нет проблем. Какое?

— Спасибо, Мона.

— И все?

— И все.

— О'кей. Хотите послать его по официальным каналам в миротворческий корпус или как?

— Или как. Я тут подумывал о буквах длиной в милю.

Тим ошеломленно вытаращился на меня, но тут же, что-то сообразив, ухмыльнулся.

— Миля. Это около полутора километров, верно?

— Что-то в этом роде. Представляешь, как она смутится? Все-таки она чересчур задается… Кстати, не мог бы ты заключить надпись в огромное сердце?

Тим радостно закивал.

— В два счета! Хотите посмотреть, как выйдет?

Я встал и подтянул ремень, на котором болталась кобура.

— Почему бы нет? Первое испытание нашей ежемесячной Системы Срочных Сообщений стоит того, чтобы уделить ему побольше внимания. Ну а потом… посмотрим, как дело пойдет.

Тим растянул рот в улыбке до такой степени, что, казалось, уши вот-вот исчезнут в щели.

— Ежемесячной? Что же мы напишем в следующий раз?

Представив ошеломленную физиономию Моны Линкольн, я озорно усмехнулся давно забытой усмешкой подростка, которым был когда-то. Много-много лет назад.

— Пока еще не знаю, но у нас есть месяц, чтобы сочинить что-то новенькое, верно?

— Да, сэр!

Уважение к закону — вот что необходимо внушать молодежи в первую очередь. Не так ли?

Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА

Мэтью Джарп

Уборка орбит и ремонт спутников

Тринадцати часов, проведенных в кувшине — более чем достаточно, чтобы сломить волю любого мужчины, не говоря уже о том, что кувшин был слишком мал для того, чтобы служить космическим жилищем: нечто среднее между гробом и лифтом. Беда в том, что кувшины не так удобны, как гробы, и куда менее занимательны, чем лифты.