Райдо Витич - Игры с призраком. Кон первый.

Лишь Всевышнему ведомо — сколько сил и терпения он приложил, чтоб Анжина стала такой, как сейчас — уверенной в себе, гордой, жизнерадостной, дерзкой. Час за часом, день за днем, месяц за месяцем он вытаскивал ее из скорлупы страха, изгоняя горькую муть чужих преступлений из ее души, вылавливая из омута гнетущих бед и ошибок, сожалений, сомнений, предубеждений, давя стереотипы и комплексы щедро, подаренные ей близкими и далекими.

Сколько дней и ночей он тащил ее в будущее, теплом и любовью отбирая у теней прошлого, не жалея сил, не щадя себя, отдаваясь без остатка? Он помог ей поверить в себя, научил доверять другим, стряхнул грязь и шелуху с плеч, превратил в женщину и… получил под дых. Нежная тонкая рука любимой безжалостно ударила его не по лицу — нет, по душе! Горький урок для влюбленных, ослепленных чувствами, привязанных крепче, чем они думают и чем хотели бы… и преданных за это. Эм виро квесто — эм виро сорто — говорят хефесы. Он знал это, но разве принимал или понимал? Ричард прикрыл веки и горько усмехнулся.

Он никогда не допускал мысли, что предательство со стороны любимой возможно и растворялся в ней без остатка, безоглядно доверяя и полагаясь на ее взаимность. Ее чистота и порядочность, чувство долга и тактичность, открытость и безграничная любовь, преданность до самозабвения ему и детям казались страховкой от подобных эксцессов. Она ценила его чувства и заботу, берегла его любовь и тепло, порой забывая о себе, и ему приходилось напоминать ей об этом.

Они срослись, сроднились настолько, что не ведали ссор и конфликтов, не знали распрей и обид, чувствовали и думали, как одно, не делимое целое, не надоедая друг другу, не принижая значимость одного в угоду другому, не разделяя на `твое и мое`, что бы ни было, чего бы это ни касалось. Как долго и тяжело они шли к подобному, знают только они.

И вот пришли…

Ричард помнил каждый свой шаг, каждый день, прожитый в угоду глупому, влюбленному сердцу, которое сейчас ныло, отравленное желчью обиды и непонимания и, казалось, умирало, вторя растоптанной душе, щедро брошенной под точеные ножки жены…и друга.

Люди, которым он верил, которых любил, которым прощал до бесконечности и готов был прощать, не имея сострадания, элементарного уважения, беспощадно, подленько, словно издеваясь и наслаждаясь его муками, выкорчевывали из его души то, чем он дорожил всю свою сознательную жизнь, что лелеял и взращивал в себе, все те ценности, которые казались незыблемыми и необходимыми, присущими любому достойному звания — человеку…и оказавшиеся на поверку лишь никому не нужной трухой.

Ричард закрыл ладонью лицо, с ужасом осознавая, что ему не оставляют ничего, кроме прошлого и бледного подобия будущего, призрачного и никчемного, как и он сам.

Как он проглядел? Что упустил? Когда все началось?

'Ты словно поставил меня на постамент', - вспомнились слова Анжины. В чем она его винила? В том, что любил? В преданности? Уважении? В доверии? Значит и любовь можно вменять в вину?!..

Впрочем, бездумное поклонение живому идолу всегда наказуемо и по сути губительно для личности. Если человек, ступая на дорогу любви, подчиняется велению сердца, руководствуясь лишь чувствами и эмоциями, а не рассудком, путь будет для него тернист и заведет в тупик, искалечит, а может и убить. Перед Ричардом всегда был живой пример, результат подобной однобокости — Крис.

Он не жил, а горел для своей Селины и… выгорел. Пепел, холод, мрак не отпускали его много лет, исковеркали душу и жизнь, превратили в замкнутого, равнодушного циника пессимиста. Эштер, помня об этом, старался объединить здравый смысл, волю, эмоции и чувства и, казалось, преуспел в этом, но жизнь решила по-другому и вынесла свой вердикт его поступкам, его жизненной позиции, его взглядам.

Ланкранц понимал, что достаточно легко может вернуть жену, воспользовавшись своей властью и силой, надавив на ее слабые места, призвав к чувству долга и обязанностям, задавив влечение к другому. Восстановить прежние отношения, привязать крепко накрепко к себе, взяв несколько нужных аккордов в ее досконально изученной душе. Но уязвленное самолюбие и гордость не желали идти на компромисс, они требовали сатисфакции и толкали его в другом направлении, неприемлемом для него вчерашнего, но подходящем для него сегодняшнего.

Анжина, изменившись сама и желая изменить свою жизнь, изменила, увы, и его. И первое, и второе, и третье было явно не в лучшую сторону.

Г Л А В А 12

В дверь несмело постучали. Ричард вздрогнул и нахмурился. Снова стук. — Кто? — рыкнул недовольно король и снял ноги со стола.

Дверь распахнулась и на пороге выросла фигура наместника Энты. Ричард покачал головой: 'Осталось, чтоб Пит прилетел и мы все вместе, дружно порадуемся за Криса.

— Добрый день! — добродушно улыбнулся Кирилл и протянул королю ладонь. Тот нехотя пожал, поддавшись вперед и поджав губы, и вновь сложил ноги на столе, приняв ту же позу, что и до появления незваного посетителя. Кирилл потоптался, сочувственно и настороженно поглядывая на застывшую в кресле фигуру, и уселся на подоконник напротив.

— Зачем прилетел? — грубо спросил Ричард, а сам подумал: 'По Анжине соскучился? Развлечь хотел? Опоздал`.

— Пит звонил.

— Прекрасно, значит ты уже в курсе. Желаешь убедиться лично?

— Я хочу понять — почему?

— Стоило ли ради этого срываться? — хмыкнул Ричард. — Причина не оригинальна. Она нашла себе кандидата то ли в мужья, то ли в любовники, не суть. Я ей больше не подхожу.

Кирилл нахмурился, ему не нравилось настроение короля, его вид, тон, взгляд…

— И кто избранник?

Ричард насмешливо посмотрел на него и выгнул бровь: 'Не хочешь ли и ты встать в очередь к алтарю? `

— Тайна, покрытая мраком.

— Чушь какая-то! Кто вам наболтал подобный вздор? У нее и мысли никогда о другом не было.

Ричард лениво встал и подошел к парню, встал напротив, уставился в упор деланно — равнодушно.

— Откуда тебе знать, какие мысли посещают ее головку?

— Она жила для вас. Анжина никогда не скрывала этого и всегда откровенно заявляла, что вы единственный в ее жизни, — уверенно заявил Кирилл, ничуть не смущаясь под неуютным взглядом мужчины.

— Любовь приходит и уходит… — растягивая слова, ответил король, тихо, нехотя, словно в раздумье. — Мало ли что было… прошло. Сейчас она говорит другое.

— И вы верите?

— Она убедительна, — пожал плечами король.

— Послушайте, так нельзя! Вы не должны верить! — соскочил с подоконника Кирилл и оказался нос к носу с Эштер. Они были почти вровень ростом и с минуту смотрели друг другу в глаза, один надменно-холодно, изучающе, другой с сожалением и надеждой. И каждый пытался понять важное для себя.