Оксана Обухова - Циклопы. Тетралогия

Завьялов шлепнул ладонью о деревянную балюстраду крыльца:

"Молоток, твое превосходительство! Конечно выйдет! Подумают, что собака еще на парковке "Ладьи" попала в салон микроавтобуса, забилась под сиденье. Крошечная – фиг найдешь. Как только Жози, унюхавшая хозяйку, начнет скулить под окнами, за ней обязательно кто-то выйдет!"

"Вот именно. Звонить Сабине будем от дома дяди Вани. Как только кто-то из Грачевых поедет к Сабине в Москву, пускаем Жюли. Мы сами…"

"А если все же Сабина ничего не сообщит подельникам, не позовет на встречу с шантажистом! – перебил Завьялов. – Или они на нервах грохнут Зою?!"

"У нас нет выбора, Борис, – голос генерала звучал мрачно, но непреклонно. – Будем слушать под окнами, как только жизни Зои начнет что-то угрожать, предпримем меры".

"Какие?! Что мы сделаем?! Квартира на первом этаже, окна могут быть зарешечены, мы внутрь не попадем!"

"Позвоним в дверь, – жестко выговорил контрразведчик. – Когда за дверью непонятный посетитель, убивать сложнее".

"А если они вначале Зою зарежут, а потом к двери подойдут?!"

"Бросим на кухню гранату, – буднично ответил дедушка. – Надеюсь, Зою держат в комнате или ванной. Граната отвлечет внимание, резать, как-то неспособно станет…"

Завьялов обхватил голову руками!

Кошмар, кошмарный дикий сон! Все это происходит не с ним!!!

"Хватит лапать мою голову!"

"Лев Константиныч! У тебя, что – взаправду граната есть?!"

"Я, Боря, на минуточку, полгода белорусским партизаном был. Гранату тебе изобрету из зубного порошка и одеколона. Ты лучше дальше слушай…"

Жюли страдала. Жюли поносила.

Крошечное собачье тельце, извергая кильку, содрогалось под смородиновым кустом.

Супруг Капустин, в панике, носился от куста до дома – переносил туда-сюда жену. Жена отказывалась вылизываться под хвостом (синяя плюшевая юбочка, застиранная лично генералом, сушилась на включенном радиаторе вместе с кофточкой), Иннокентий отмывал четвероногую супругу в тазике.

Завьялову казалось, этот жуткий день так и не закончится: в довесок к полноценному кошмару прибавлялся элемент полноценной "черной" комедии.

– Вызывайте врача! – носился с женой на руках перепуганный стилист. – Немедленно вызывайте…

– Ветеринара?!?!

– Да хоть какого!! Жюли – умрет!!

Дабы, обожравшаяся кильки собачонка не скончалась назавтра от воспаления легких, Константиныч пожертвовал шерстяным свитером. Отрезал рукав, проковырял в нем четыре дырочки для лапок, на Жюли надел…

Позже, по тому же случаю, отрезался и второй рукав. Но, к счастью, обошлось без ветеринарии.

Жюли-Жози напоили разведенной марганцовкой. Понянчили. Спать уложили.

Константинович скомандовал "отбой!". "Всем по кроватям, завтра день тяжелый!"

Не тут-то было.

Как только Завьялов сел на большую генеральскую кровать на втором этаже, носок начал снимать, в дверь спальни поскреблись:

– Можно к вам, Борис Михайлович?

– Ну, – хмуро откликнулся Завянь. И заставил глаза оторваться от лежащей на прикроватной тумбочке, початой пачки "Беломора". Генерал, видать, закуривал, едва утром глаза продирал. Очнувшись сегодня в чужой ванной комнате – сразу же потребовал привычной дозы никотина. Едва с ума не свел.

Окаянная привычка. Бороться будет сложно.

– Борис Михайлович…, – в полутемную спальню, под слабый свет ночника, просочилось родное тело. – Нам надо поговорить.

То, что безупречный муж Капустин оставил, чуть было не скончавшуюся от диареи жену одну, показало – пришел за чем-то важным. Борис вздохнул, обратно натянул носок:

– Валяй, Кешастый. В чем проблема?

Родное тело-Кеша прошлось перед кроватью. Пальцы тискало, смущенно пыхтело, не решаясь о чем-то заговорить.

– Кеш. Спать пора, – напомнил Боря. – Что ты хочешь обсудить?

– Видите ли, Борис Михайлович, какое дело, – осторожно приступил интеллектуальный путешественник, – Я очень хотел бы вас попросить…, не могли бы вы…

– Короче!

– Не делайте из меня болвана в глазах жены! – выпалив, остановился перед Завьяловым стилист.

– То есть? – нахмурился Борис.

– Прошу вас. Не делайте из меня слабака и простофилю. Не обзывайтесь.

– Ну, предположим, я, вроде бы уже и так…

– Борис Михайлович! – заламывая руки, простонал Капустин. – Вы ничего не знаете! В нашем времени Жюли, это…, это тоже самое, что Зоя Карпова в вашем! Она известна, популярна, она могла бы выбрать в мужья – кого угодно! А выбрала меня…

Капустин огорченно сел на небольшую банкетку, свесил вниз могучие борины руки, закручинился…

– А как же получилось, что она в тебя влюбилась? – сочувственно (не вполне понимая кому сочувствует – толковой мадам Жюли, выбравшей в мужья вот этого валенка, или все-таки Капустину?) спросил Завянь.

– Она выходила замуж, – вздохнул стилист. – Перед свадьбой тысячи моих коллег-оформителей прислали ей…, так скажем – объемные модели-эскизы своих работ… Предложили варианты внешности, прочесок…

– Стоп, – заинтересованно перебил Завьялов. – Вы что там – не только с волосами мудрите, но еще и внешности в любой момент меняете?! Типа – губы надуваете?

– Ну что вы, Борис Михайлович, – грустно усмехнулся Кеша. – Следование каким-то там канонам – пережиток. В наше время цениться как раз – индивидуальность. Умение подчеркнуть неповторимость черт лица, придать им глубину и личностною многоликость – и есть моя задача. И достигается она совсем другими способами… Подсветкой, например. Невеста поворачивает голову, ее черты, меняясь, становятся либо возвышенно одухотворенными, либо бесподобно печальными… Если появляется слезинка, она сверкает хрусталем… Поверьте, это зрелище – волшебно!

Вспоминая свое время Капустин совершенно расстроился, Борис его приободрил:

– Получается, Жюли – в талант влюбилась?

– Ах, если бы! – плаксиво скуксился господин оформитель. – Борис Михайлович, после нашей свадьбы не было и дня, чтобы я не терзался мыслью – а вправду ли Жюли меня полюбила все сердцем?! Что если все произрастает исключительно из тяги к приключениям! Жюли когда-то, может быть еще в детстве, вообразила себя коварной, сбежавшей невестой, и как бы ни любила Стефана, сбежала из-под венца со мной лишь для того, чтобы испытать волнующее приключение!

– Ну, Кеша, Кеша, не перебарщивай, – смущенно произнес Завьялов. – Играть чужими чувствами ради личных острых впечатлений, это как-то…

– Да что вы понимаете, Борис Михалыч! – взвился на ноги куафер. – Что вы понимаете?! – остановился над, сидящим на постели Завьяловым, усмехнулся: – Вот вы думаете… Я знаю, Борис Михалыч, что вы о нас думаете. Парочка трусливых губошлепов приехала за впечатлениями. Сидят себе, понимаешь ли, где-то через сотни лет в удобных креслах, за чужими жизнями подглядывают…, да? – стилист прищурился.