Роберт Хайнлайн - Пришелец в земле чужой

— Понятно, что не дал… Майк, ты читал что-нибудь?

— Да, Джубал.

— Что?

— Я прочел, — доложил Майк, — еще три тома Энциклопедии: Maryb-Mushe, Mushr-Ozon и P-Planti. Ты не велел мне читать Энциклопедию помногу, поэтому на Planti я остановился. Потом я прочел «Трагедию Ромео и Джульетты» Уильяма Шекспира. Потом «Мемуары Джакомо Казановы» в переводе Фрэнсиса Уэлдмена. Потом я вникал в прочитанное. В это время Джилл позвала меня завтракать.

— Ты что-нибудь понял?

— Не знаю, Джубал, — в голосе Смита была тревога.

— Что тебе неясно?

— Я не смог охватить всей полноты того, что прочитал. Читая у Уильяма Шекспира о смерти Ромео, я почувствовал, что полон счастья. А после я прочел, что Ромео дематериализовался слишком рано, по крайней мере, мне так показалось. Почему так?

— Потому что он сопливый идиот.

— Прошу прощения?

— Я сам не знаю, Майк.

Смит подумал, пробормотал что-то по-марсиански, а по-человечески сказал:

— Я только яйцо.

— Что? Мне кажется, ты меня о чем-то просишь, Майк. Чего ты хочешь?

Смит колебался, потом выпалил:

— Брат мой Джубал, пожалуйста, спроси Ромео, почему он дематериализовался. Я не могу с ним говорить, я только яйцо. А ты можешь — спроси, и после объяснишь мне.

Майк, по-видимому, считал, что Ромео существовал на самом деле, и сейчас просил его, Джубала, вызвать дух Ромео и потребовать у него отчета в поступках плоти. Как объяснить Майку, что Монтекки и Капулетти не существовали в материальном мире? Он не оперировал понятиями, опираясь на которые, можно было бы объяснить Человеку с Марса, что такое художественная литература. Джубал распалялся; Джилл испугалась, что Майк сейчас свернется в клубок и окоченеет.

Майк действительно был близок к этому, но изо всех сил держался; он дал себе слово не прибегать к этому средству в присутствии друзей, видя, что причиняет этим беспокойство всем, кроме доктора Нельсона. Майк замедлил сердце, успокоил чувства, улыбнулся и сказал:

— Я подожду, пока понимание придет само.

— Хорошо, — согласился Джубал. — А в следующий раз, когда соберешься читать, спроси у меня или у Джилл — у кого угодно — художественная это литература или нет. Тебе, пожалуй, не стоит ее читать.

— Я буду спрашивать, Джубал.

Майк решил, что обязательно доложит Старшим Братьям, что такое художественная литература, когда сам это поймет… Тут он поймал себя на том, что сомневается, что они поймут. Предположение о том, что существуют вещи, столь же непонятные для Старших Братьев, как и для него самого, было даже более революционным, чем само понятие художественной литературы, и Майк решил подумать об этом в другой раз, в спокойной обстановке.

— …Я позвал тебя не для того, — говорил тем временем брат Джубал, — чтобы рассуждать о литературе. Майк, вспомни, пожалуйста, тот день, когда Джилл забрала тебя из больницы.

— Из больницы? — повторил Майк.

— Мне кажется, Джубал, — вмешалась Джилл, — что Майк не знает, что он был именно в больнице. Давайте я попробую…

— Вперед!

— Майк, помнишь, как ты жил в комнате один, пока я тебя не одела и не увела?

— Помню, Джилл.

— Потом мы поехали в другое место, я тебя раздела и велела принять ванну.

— Да, это было такое счастье! — Смит улыбнулся воспоминанию.

— Потом я тебя вытерла, и тут пришли двое.

Улыбка погасла. Смит задрожал и стал уходить в себя.

— Майк! Остановись! — приказала Джилл. — Не смей уходить!

Майк взял себя в руки.

— Да, Джилл.

— Слушай, Майк. Вспомни, что тогда происходило, только не волнуйся. Пришли двое мужчин, один потащил тебя в гостиную.

— Туда, где растет трава, — подтвердил Майк.

— Правильно, там на полу растет трава. Я хотела помешать ему, он меня ударил. Потом он пропал. Помнишь?

— Ты не сердишься на меня за это?

— Что ты! Нет, конечно. Один пропал, второй навел на меня пистолет и тоже пропал. Я испугалась, а не рассердилась.

— И сейчас не сердишься?

— Майк, милый, я никогда на тебя не сердилась. Мы с Джубалом просто хотим понять, что произошло. Те двое пришли, что-то сделали и пропали. Почему? Что ты сделал, скажи.

— Я скажу. Тот человек — большой — ударил тебя, и я испугался. Я, — тут он перешел на марсианский. — Я не знаю слов.

— Хотя бы приблизительно объясни, — попросил Джубал.

— Я постараюсь, Джубал. Передо мной есть что-то. Это плохая вещь, ее не должно быть. И я, — он опять запнулся. — Это просто, гораздо проще, чем завязывать шнурки. Но слов нет. Извините, пожалуйста. — Он помолчал.

— Может быть, слова есть в Plant-Raym или в Rayn-Sarr, или в Sars-Sorc. Я прочту их сегодня, а завтра за завтраком вам расскажу.

— Может быть, и есть, — сказал Джубал. — Погоди-ка, Майк. — Он отошел в угол комнаты и взял в руки большой сосуд с бренди.

— Ты можешь сделать так, чтобы это пропало?

— Это плохая вещь?

— Предположим, что да.

— Но, Джубал, я должен точно знать, что она плохая. Это бутылка. Я не вижу в ней ничего плохого.

— А если я замахнусь и брошу ее в Джилл?

Смит произнес с мягкой грустью:

— Джубал, ты этого не сделаешь.

— Правда, не сделаю. Джилл, тогда ты брось в меня. Она тяжелая, если Майк не защитит меня, получу по крайней мере поверхностное ранение.

— Джубал, я не хочу этого делать.

— Ах, брось! Это в интересах науки и… Бена Кэкстона.

— Но… — Джилл вскочила, схватила бутылку и швырнула ее Джубалу в голову.

Он хотел стоять прямо, но сработал рефлекс, и он пригнулся.

— Пролетела, — сказал Джубал с сожалением, — я не хотел нагибаться, думал посмотреть. Майк, что с тобой?

Человек с Марса дрожал и выглядел совсем несчастным. Джилл обняла его за плечи.

— Ну-ну, все в порядке, милый! Ты все отлично сделал. Она никого не задела. Исчезла, и все.

— Похоже, что исчезла, — согласился Джубал, оглядев комнату. Он пожевал свой большой палец и спросил: — Энн, ты смотрела?

— Да.

— Что ты видела?

— Бутылка не просто исчезла. Процесс имел определенную длительность. С места, где я стою, это выглядело так, будто бутылка сжалась или исчезла вдали. Но за пределы комнаты она не вылетала, я ее видела до последнего момента.

— Куда она делась?

— Я больше ничего не могу сказать.

— М-м-м… пленки прокрутим потом, но я верю. Майк!

— Да, Джубал?

— Где сейчас находится бутылка?

— Бутылка находится, — он снова запнулся. — Опять нет слов. Прости.

— Занятно. Сынок, ты можешь ее достать?

— Прошу прощения?

— Ты ее убрал. Теперь верни назад.