Планета парадоксов - Ирина Седова

каждому фильму своя декорация, — сказал он, принуждённо бодрясь.

— Вот и у меня каждый перелесок был бы в особинку.

— Ты воображала бы каждую травинку по отдельности? — художник снова засмеялся. — Непроизводительно. И очень утомительно. Сажать быстрее.

— И легче?

— Угу. Материализация требует очень больших затрат нервной энергии.

— Именно поэтому Катрена Сельвина вместе со своими единомышленниками воздвигла в океане этот остров и начала трудиться руками, — ехидно закончила Рябинка его мысль.

Но Эльмар предпочел не заметить её сарказма.

— Абсолютно верно, — подтвердил он. — Могучие правят нашей планетой вовсе не потому, что обладают особыми свойствами. Легкость и быстрота материализации сделали в своё время из могучих нечто вроде рабов. В том и состояла гениальность Катрены, что она догадалась, как обеспечить могучим реальную, а не призрачную власть над Новой Землей.

Рябинка не ответила. Спорить ей не хотелось, а согласиться, что детей надо изнурять работой, она никак не могла. К тому же скоро показалась панорама небольшого городка, поразительная по своей красоте. И она догадалась: Стасигорд.

Как и Открытый, Стасигорд явно был построен по чёткому архитектурному плану. Однако план этот был совершенно иным. Шестилучевая симметрия проступала в расположении улиц, скверов, площадей. На центральной площади стояло двухэтажное здание. Оно располагалось на самом высоком месте, и то него лучами расходились под строго одинаковыми углами шесть главных улиц Стасигорда. Своим началом каждая улица словно смотрела в одну из граней нижнего этажа здания, которых также было шесть. Второй этаж представлял собой по форме цилиндр. Крупная, темно-красная с белыми бортиками плитка облицовки хорошо гармонировала с высоким золотым шпилем, увенчивавшим пирамидальную крышу.

— Это музей Стасия Абраменко, — сказал Эльмар. — Именно он изобрел тот способ производства воды из твердых пород, за которым ты прилетела.

— А зачем этот Стасий изобрел воду, если у вас есть могучие, и любой из вас может вообразить её одним махом и в любом количестве? Тоже из идейных соображений?

Эльмар снова засмеялся.

— Нет, он жил в те времена, когда свои могучие на нашей планете ещё не родились.

С трепетом вошла Рябинка в великолепное здание. Она увидела небольшой вестибюль. Две лестницы, сделанные из чего-то, сильно напоминавшего мрамор, вели на второй этаж. Всю стену напротив входа занимали карта Новой Земли, выполненная в технике флорентийской мозаики. Кусочки камня, а, может, смальты /было не понять/, искусно подобранные по цвету, были вырезаны таким образом, чтобы было видно без пояснений, где что находится. Приблизившись к карте, можно было увидеть не только общие очертания гор и отдельные хребты, но даже чуть ли не каждую отдельную гору. По крайней мере, так показалось Рябинке.

На одной из боковых стен по черному фону алыми буквами искрилась надпись:

«Земелец! Помни! Это не должно повториться!»

Под надписью белела пластинка. Четкий выпуклый шрифт читался с любого ракурса из любой точки вестибюля.

«Приказ Совета Безопасности

4 Прилета 264 года.

В целях урегулирования взаимоотношений между могучими и другими людьми и для обеспечения наибольшей безопасности планеты запрещается:

1. Спрашивать у человека, не могучий ли он.

2. Если могучий вынужден себя обнаружить, интересоваться его именем, фамилией, местожительством.

3. Информировать других, что этот человек — могучий.

4. Оставлять при себе ребенка, обнаружившего способность воображать».

Рябинка обернулась к Эльмару, и ей почудилось страдание в уголках его плотно сжатых губ.

— И здесь могучие, — вздохнула она.

— Наши до восстания жили в Стасигорде, — сказал художник угрюмо.

— Восстание… восстание могучих. Абсурдное сочетание! Восстание против могучих — ещё куда ни шло!

— Да нет, всё правильно. Были времена, когда от могучих требовали, чтобы они как-то отличались внешне, селились отдельно. А потом они восстали против этого: разъехались кто куда и смешались с другими людьми.

Теперь уже смеялась Рябинка.

— И это вы называете восстанием? — изумилась она. — Неужели вся ваша история состоит из подобных мелочей? Не видели вы настоящих восстаний! Послушать тебя, так Мартин тоже поднял бунт, когда уехал из Долинного!

— Кто говорил, что Мартин поднял бунт? Он просто выполнил закон. Если бы он не сделал этого, его жизнь превратилась бы в кошмар. Ведь исполнять роль живого бога у нас строжайше запрещено.

— Я в курсе. Но, по-моему, этот закон ужасно глуп! Когда можно одним махом накормить и одеть всё население, то… Чем плохо жить в почете и преклонении перед твоей силой? Ваше правительство просто узурпировало себе власть и не желает ею ни с кем делиться. У нас на Тьере это называется тоталитарный режим, — снисходительно объяснила она этому наивному представителю правящего класса, пытаясь раскрыть ему глаза на то, какой роскоши лишают его законы Катрены.

— Рад видеть Эльмара, — раздался сверху ворчливо-знакомый голос. Рябинка подняла голову и на одной из лестниц увидела голубоглазого старики с лысиной. Старик уже спускался к ним в вестибюль.

— Рад видеть профессора, — откликнулся Эльмар. — с нашей гостьей вы, по-видимому, знакомы.

— Знакомы, знакомы, — подтвердил Сергей Аганесович, потому что это был, конечно, он. — Рад видеть Рябинку. Зачем пожаловали?

— Нашу гостью очень заинтересовали упругие стенки, — уклончиво сказал Эльмар.

— Это правда? — переспросил профессор.

Рябинка вынуждена была утвердительно кивнуть, хотя не имела ни малейшего представления, о каких стенках идёт речь. Дальнейшее поведение Эльмара никак не способствовало укреплению мнения о нем, как о серьёзном человеке. Он затеял абсолютно пустопорожнюю болтовню, втянув Рябинку в роль сообщницы. И она долго не могла решить, кому он морочил голову — ей или профессору.

— А что, на Той Земле нет подобных сооружений? — сказал профессор.

— Есть, — возразил Эльмар, не дав Рябинке и рта раскрыть. — Но там такие барьеры не пропускают вообще ничего ни в ту, ни в другую сторону.

Брови профессора поползли вверх.

— Это интересно. А почему она уверена, что наши упругие стенки действуют иначе?

— Ни в чем я не уверена!

Досада Рябинки была неподдельной.

— Мы заспорили, по какому принципу работает пропускная система, — снова перехватил инициативу Эльмар. — Мартин говорит, что подаётся сигнал обусловленной частоты, я утверждаю, что имеет значение угол атаки или скорость полёта…

— А что думает наша гостья? — прищурился старый профессор.

— Она убеждена, что ни одна из этих моделей не обеспечивает сто процентов защиты. Частоту можно подобрать, а угол атаки и скорость запомнить с одного пролета.

— Любопытно, — сказал профессор, кинув на Рябинку, как ей показалось, острый проницательный взгляд. — Приятно познакомиться с умным человеком. Ну а, предположим, поле в самом деле непроницаемо, что тогда? Давайте, молодые люди, порассуждаем…

Рябинка чувствовала скуку и ужасную неловкость от того, что её выставляют знатоком систем, о каких она не имела ни