Алексей Толстой - Аэлита

— Я видела отца. Он мне велел убить тебя и твоего товарища. — Зубы её блеснули. Она разжала кулачок. На кольце, на цепочке висел у неё каменный флакончик. Отец сказал: пусть они уснут спокойно, они заслужили счастливую смерть.

Серые глаза Аэлиты подёрнулись влагой. Но сейчас же она засмеялась, сдёрнула с пальца кольцо. Лось схватил её за руку:

— Не бросай, — он взял у неё флакончик и сунул в карман, — это твой дар, Аэлита: тёмная капелька, сон, покой. Теперь и жизнь, и смерть — ты. Он наклонился к её дыханию. — Когда настанет страшный час одиночества — я снова почувствую тебя в этой капельке.

Силясь понять, Аэлита закрыла глаза, прислонилась спиной к Лосю. Нет, всё равно — не понять. Шумящий ветер, горячая грудь Лося за спиной, его рука, ушедшая в белый мех на её плече, — казалось, кровь их бежит одним круговоротом, — в одном восторге, одним телом летят они в какое-то сияющее, древнее воспоминание. Нет, всё равно — не понять!

Прошла минута, — немного больше. Лодка поравнялась с высотой тускубовой усадьбы. Механик обернулся: у Аэлиты и сына неба были странные лица. В пустых зрачках их светились солнечные точки. Ветер мял снежную шерсть на шубке Аэлиты. Восторженные глаза её глядели в океан небесного света.

Мальчик механик уткнул в воротник острый нос и принялся беззвучно смеяться. Положил лодку на крыло и, разрезая воздух крутым падением, спустился у крыльца дома.

Аэлита очнулась, стала расстёгивать шубку, но пальцы её скользили по птичьим головкам на больших пуговицах. Лось поднял её из лодки, поставил на траву и стоял перед ней согнувшись. Аэлита сказала мальчику: «Приготовь закрытую лодку».

Она не заметила ни Ихошкиных красных глаз, ни жёлтого, как тыква, перекошенного страхом, лица управляющего, — улыбаясь рассеянно, оборачиваясь к Лосю, она пошла впереди него в глубь дома, к себе.

В первый раз Лось увидел комнаты Аэлиты, — низкие, золотые своды, стены, покрытые теневыми изображениями, будто фигурками на китайском зонтике, почувствовал кружащий голову горьковатый, тёплый запах.

Аэлита сказала тихо: — Сядь. — Лось сел. Она опустилась у его ног, положила голову ему на колени, руки на грудь, и более не двигалась.

Он с нежностью глядел на её пепельные, высоко поднятые на затылке волосы, держал её руки. У неё задрожало горло. Лось нагнулся. Она сказала:

— Тебе, быть может, скучно со мной? Прости. Мне смутно. Я не умелая. Я сказала Ихе: поставь побольше цветов в столовой, когда он останется один, пусть ему играет улла.

Аэлита опёрлась локтями о колени Лося. Лицо её было мечтательное:

— Ты слушал? Ты понял? Ты думал обо мне?

— Ты видишь и знаешь, — сказал Лось, — когда я не вижу тебя — схожу с ума от тревоги. Когда вижу тебя — тревога страшнее. Теперь мне кажется — тоска по тебе гнала меня через звёзды.

Аэлита глубоко вздохнула. Лицо её казалось счастливым.

— Отец дал мне яд, но я видела — он не верит мне. Он сказал: — «я убью и тебя, и его». Нам недолго жить. Но ты чувствуешь, — минуты раскрываются бесконечно, блаженно.

Она запнулась и глядела, как вспыхнули холодной решимостью глаза Лося, — рот его сжался упрямо:

— Хорошо, — сказал он, — я буду бороться.

Аэлита придвинулась и зашептала:

— Ты — великан из моих детских снов. У тебя прекрасное лицо. Ты сильный, — сын неба. Ты мужественный, добрый. Твои руки из железа, колени — из камня. Твой взгляд — смертелен. От твоего взгляда женщины чувствуют тяжесть под сердцем.

Голова Аэлиты без силы легла ему на плечо. Её бормотание стало неясным, чуть слышным. Лось отвёл с лица её волосы:

— Что с тобой?

Тогда она стремительно обвила его шею, как ребёнок. Выступили большие слёзы, потекли по её худенькому лицу:

— Я не умею любить, — сказала она, — я никогда не знала этого… Пожалей меня, не гнушайся мной. Я буду рассказывать тебе интересные истории. Расскажу о страшных кометах, о битве воздушных кораблей, о гибели прекрасной страны по ту сторону гор. Тебе не будет скучно меня любить. Меня никто никогда не ласкал. Когда ты в первый раз пришёл, я подумала: — я его видела в детстве, это родной великан. Мне захотелось, чтобы ты взял меня на руки, унёс отсюда. Здесь — мрачно, безнадёжно, смерть, смерть. Солнце скудно греет. Льды больше не тают на полюсах. Высыхают моря. Бесконечные пустыни, медные пески покрывают туму… Земля, земля… милый великан, унеси меня на землю. Я хочу видеть зелёные горы, потоки воды, облака, тучных зверей, великанов… Я не хочу умирать…

Аэлита заливалась слезами. Теперь совсем девочкой казалась она Лосю. Было смешно и нежно, когда она всплеснула руками, говоря о великанах.

Лось поцеловал её в заплаканные глаза. Она затихла. Ротик её припух. Снизу вверх, влюблённо, как на великана из сказки, она глядела на сына неба.

Вдруг, в полумраке комнаты раздался тихий свист, и сейчас же вспыхнул облачным светом овал на туалетном столике. Появилась всматривающаяся внимательно голова Тускуба.

— Ты здесь? — спросил он.

Аэлита, как кошка, соскочила на ковёр, подбежала к экрану.

— Я здесь, отец.

— Сыны неба ещё живы?

— Нет, отец, — я дала им яд, они убиты.

Аэлита говорила холодно, резко. Стояла спиной к Лосю, заслоняя экран. Подняла руки к волосам, поправляя их.

— Что тебе ещё нужно от меня, отец?

Тускуб молчал. Плечи Аэлиты стали подниматься, голова закидывалась. Свирепый голос Тускуба проревел:

— Ты лжёшь! Сын неба в городе. Он во главе восстания.

Аэлита покачнулась. Голова отца исчезла.

ДРЕВНЯЯ ПЕСНЯ

Аэлита, Ихошка и Лось летели в четырехкрылой, закрытой лодке к горам Лизиазира.

Не переставая работал приёмник электромагнитных волн, — мачта с отрезками проволок. Аэлита склонилась над крошечным экраном, слушала, всматривалась.

Было трудно разобраться в отчаянных телефонограммах, призывах, криках, тревожных запросах, летящих, кружащихся в магнитных полях марса. Всё же, почти не переставая, бормотал стальной голосок Тускуба, прорезывал весь этот хаос, владел им. В зеркальце скользили тени потревоженного мира.

Несколько раз в каше звуков слух Аэлиты улавливал странный голос, вопивший протяжно:

«…товарищи, не слушайте шептунов… не надо нам никаких уступок… к оружию, товарищи, настал последний час… вся власть сов… сов… сов…».

Аэлита обернулась к Ихошке:

— Твой друг отважен и дерзок, он истинный сын неба, не бойся за него.

Ихошка, как коза, топнула ногами, замотала рыжей головой. Аэлите удалось проследить, что бегство их осталось незамеченным. Она сняла с ушей трубки. Пальцами протёрла запотевшее стекло иллюминатора.