Сергей Абрамов - 05-Мой престол - Небо (Дилогия)

Иешуа понимал суть отношения к нему прессы. Петр знал, оно, отношение, обижало его, хотя вслух он всегда повторял эимое — так он сам ехидно подчеркивал! — из соборного по-ния Петра (почему и подчеркивал…): «Всякая слава человеческая — как цвет на траве, засохла трава, и цвет ее опал». И добавил: «А мне до засыхания — еще жить и жить». Петр стерпелся с ехидством. Он прекрасно знал, что неведомый автор «послания Петра» просто-напросто перефразировал слова ветхозаветного пророка Исайи, лишь заменив «красоту» на «славу». Писал бы сам Петр, он бы до такого вульгарного плагиата не опустился…

Но, прощая в общем-то собак-журналистов (вот вам правда о них: «когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» — это уже цитата из Иоанна, тоже никогда не писавшего оную…), Иешуа — точно знал Петр! болезненно переживал равнодушное молчание иерархов главных христианских конфессий и глав государств. А ведь как последние рукоплескали Мессии на той памятной Ассамблее ООН, когда он попросил у них землю и получил ее! И что же? Из рукоплескавших с Мессией остался лишь Нгамба, да и то пострадавший физически и морально из-за своей Щедрости. Правда, пострадавший, но не осудивший… А остальные отхлопали и забыли — как не было на Земле Второго Пришествия. А и впрямь не было. Сказки это. Радость романтиков от слепой веры. А серьезные люди делают серьезные дела, им не до романтики, а значит — не до какого-то одержимого, мечтающего постро-ить в прагматичном и сверхскоростном мире двадцать второго века от Р.Х. некое спокойно-рутинное «царство Божье». На фига? Богу, как известно, Богово, а людям…

Люди, повторим, верили во Второе Пришествие. Люди во всех транах по-прежнему, как и две тысячи лет назад, пели «Осанну» (увы, именно «Осаину», а не «Хошина» — «Спаси нас» — что имело место в действительности…) вернувшемуся в мир живых Meссии, верили в его миссию, да простится невольный каламбур мечтали хоть раз, хоть одним глазком увидеть страну Храм. Уды на визит в нее большинство просто не имело средств, путь в центв Африки не близок отовсюду, а все-таки тех, кто хотел навсегда переехать в Конго — под сень Храма Веры — было не так уж много. Это-то понятно Не всякий рискнет бросить дом, худо-бедно налаженный быт, какое-никакое, а свое дело, а уж тем более семью, и переселиться — пусть даже вместе с семьей! — в блаженную, желанную, взлелеянную в мечтах, но все же чужую страну с названьем кратким «Храм». Африка есть Африка. На дворе — вторая половина двадцать второго века, но «черный континент», как он стандартно именовался «лжецами и отцами лжи», отпугивал жителей остальных четырех жилых континентов своими — огопь термин журналистов и политологов — «экономическими и социальными язвами». Говоря попросту — нищетой отпугивал. Болезнями. Голодухой… Мир в знаниях своих шагнул далеко вперед, но оставил большинство тех, кто его населяет, в дне даже не вчерашнем, а позапозавчерашнем. Впрочем, такое было во все времена: достижения цивилизации давались не всем, а самозамораживающиеся банки с кока-колой или даже ти-ви стенды на улицах городов вряд ли сильно улучшили быт малоимущих…

Впрочем, страна Храм все равно не испытывала недостатка от туристов и новых поселенцев, иначе зачем строители не уходили с ее все расширяющейся территории, а Петр регулярно пил вино с Нгамбой, выуживая из него очередное «право на землю»…

Люди приезжали и уезжали, люди оставались и пускали кор ни, люди растили детей — школы в стране были отличные? — и рожали новых, люди женились, разводились, умирали — все как везде. И никакой демонический Дзнис не мог порушить построенное уже и строящееся постоянно. Это было ясно и рваному попугаю, как любил говаривать все тот же народный фольклорист Латынин. Петру было обидно лишь, что в последние месяцы — и особенно после открытых атак на страну Храм — Иешуа заметно отошел от любимого своего учительства. Или, если хотите, проповедничества. Ненавязчиво перепоручил свои обязанности Иоанну, отцам Педро и Никодиму, а у него за эти годы и другие ученики-учителя возникли: несмотря на вызывающее молчание церковных начальников, их всяких рангов подчиненные, уставшие от лжи и корысти Церкви, тянулись к Мессии. Так что было кому вести в Кольшом Храме постоянные и практически всегда — кто бы ни вел нестандартные по мысли, увлекательные проповеди. Или — точнее — лекции. О жизни, а значит — обо всем.

А люди-то хотели слышать Мессию. Иначе — зачем тогда Второе Пришествие? Чтобы он, Мессия, пришедший вторично, по миру праздно путешествовал? Инкогнито и с барышней?..

Нет, не нравилось это Петру, совсем не нравилось.

Но повседневная деловая карусель уматывала, как и прежде, как всегда, и не давала лишнего времени для праздных размышлений. И беспокоило то, что настырный Дэнис непонятно почему притих, затаился, жить не мешал. Потерял «засланного казачка»?.. А знал ли он вообще, что его любимый и основной «казачок» потерялся?..

И тут в карман пришел междугородный звоночек — из далекого городка Лё-Туке-Пари-Пляж, с родины Мастера-пятнадцать Анны Ветемаа. Звонил, как ни удивительно, путешествующий инкогнито.

— Чем занят? — бессмысленно поинтересовался инкогнито после взаимных приветствий.

— С тобой говорю, — с большевистской прямотой не стая скрывать Петр.

— Это хорошо, — похвалил его Иешуа. Вадиме, за прямоту. — Ты вот что… Ты мне нужен здесь.

— Зачем? — лаконично удивился Петр.

— Не по телефону, — лаконично же не объяснил ничего Иешуа.

— Когда? — выдержал взятый стиль Петр.

— Лучше сегодня, — тоже не ушел от стиля Иешуа и отключился, можно сказать, «по-английски», то есть не попрощавшись.

На дворе вставало раскаленное экваториальное солнышко, день начинался, длинный и наверняка забитый событиями под завязку; Петр проинструктировал помощников, сообщил Иоанну о звонке Иешуа и своем отъезде, оставил за себя Круза и улетел первым подвернувшимся рейсом в Париж. Там взял напрокат в аэропорту звероватый «порш» и через полтора часа парковал его у дверей сравнительно нового отеля «Плаза». С Иешуа, если вспомнить их обмен репликами, о встрече не договаривались, но Петр, зная друга, полагал, что тот сам объявится именно в том месте, где будет Петр. Поэтому Петр, забросив сумку в комнату, спустился в бар, заказал себе безобидную смесь рома с колой, по сей день носящую исторически гордое имя «Кубалибре», и стал ждать. Это он умел преотлично — ждать. Как Мастеру и положено.

Но проявить умение не удалось.

И «Свободную Кубу» допить не успел, когда в холле «Плазы» возник Иешуа праздный путешественник в традиционных для себя джинсах и рубахе — нежаркий май выдался на севере Франции, — вполне уместный в этой вольной одежде даже в первоклассном отеле заштатного курортного городка, поскольку городок этот планомерно въезжал в туристический сезон. Да пусть хоть в водолазном скафандре заходит — лишь бы клиент…