Владимир Перемолотов - Долететь и остаться

Сергей машинально погладил ствол разрядника.

— Говорить с подчиненными — только время терять. Старая истина.

— Ты имей в виду, что если нам придется действовать тут и дальше, то присутствие Заповедника придется согласовывать с Императором, — охладил Чен его пыл. — А если мы не сумеем договориться…

— То я его свергну… — оскалил зубы Сергей. — Одной левой…

Чен вежливо улыбнулся. Как раз именно в левой руке Сергей и держал разрядник.

— Это как-то не связывается с пожеланием товарища Главного Администратора об отсутствии у туземцев неприятных воспоминаний после нашего визита. С этим как? — напомнил он.

— Все меняется… — вздохнул Кузнецов. — Мне почему-то кажется, что капитан окажет на Игоря Григорьевича разлагающее влияние… Мак Кафли-то тихий, тихий, а потом как начнет гранатами кидаться… Видал я его в деле.

Несколько секунд он молчал.

— Ну и что? Летим к Императору? Визит будет частный, не государственный…

Чен отрицательно качнул головой.

— Сперва свяжемся с Мульпом, а уж потом…

Сергей взглянул вниз. В темноте под ними плыл слабенький огонек. Сергей вздохнул еще раз, теперь с сожалением, что такое простое и эффективное решение придется отложить, и досадливо плюнул вниз.

— Дождь?

Верлен наклонился к затянутому нутряной пленкой окошку, посмотрел наружу.

— Нет, — злорадно произнес Старший Брат. — Скорее птица небесная…

Он убрал руку и, как ни в чем не бывало, вернулись к прерванному разговору.

— Времена для Братства тяжелые. Император, благослови его Карха, увеличил налоги… Небесные Колдуны… Звезды эти… Да и без этого нам всегда хватало занятий. Ты не представляешь, до чего праздноумствующие склонны ко всяческим ересям!

Старший Брат положил в рот шарик жевательной смолы. Серебряные стаканчики позвякивали в такт покачиванию повозки, наполняли ее уютом. Пахло копченой рыбой. Качающийся в углу фонарик освещал лица спутников — Императорского казначея Верлена и Среднего Брата Пуфайю.

— И увлечение учением Просветленных так же очередная ересь, с которой Братство, без всякого сомнения, справится. Сколько их было, этих ересей только на нашей памяти? И где они теперь?

Верлен улыбнулся. Его улыбка показалась Старшему Брату надменной, и он добавил.

— Приверженцы Просветленного Арги — не простые подданные Императора. Они — вредные подданные. Поэтому Братство хоть и неявно, но борется с ними, с их влиянием.

— Неужели у Императора появились новые враги? — рассмеялся Верлен. — Просветленные — наши враги? Если уж Мовсий их сразу после восстания не искоренил, значит, есть в них что-то, что несет пользу Империи!

Терпий покачал головой. Умен, конечно, был Верлен. Император около себя дураков не терпел, однако главного казначей пока не понял.

— Они враги не только наши. Они враги всех, кто живет здесь.

— В Империи? — уточнил Верлен.

— И тут и за ее пределами.

— Альригийцы…?

— Им они тоже враги. Я, правда, не знаю, понимают ли последователи лже-прорка Зизы вред, творимый приверженцами Просветленного Арги, но и без этого мне ясно, что они враги и им, потому что они враги всем — и истинно верующим и бродящим в потемках заблуждений.

Верлен продолжал улыбаться.

— Я вижу, ты так не считаешь?

Казначей покачал головой.

— Для меня они нормальные подданные Императора — они платят налоги, и поверь налоги жирные! К тому же они делают нашу жизнь лучше…

Теперь улыбнулся Старший Брат.

— Лучше? Странное слово… Оно для меня ничего не означает.

— Хорошо. Наполню его для тебя смыслом.

Верлен наклонился, чтоб лучше видать лицо собеседника.

— Там, где Просветленные близки власть предержащим, жизнь становится более богатой, более счастливой.

Старший Брат поморщился этому слову, но Верлен продолжил:

— Даже те из Тощих Баронов у кого поселились Просветленные, потихоньку прекращают разбойничать. Да что бароны — их хитрости помогают даже простым людям. Взять хотя бы ветряные мельницы.

Старший Брат качнул головой.

— Я их видел собственными глазами! Они действительно делают свое дело! И мука выходит ничуть не хуже, чем из-под жерновов монастырских мелен.

— И это счастье?

— По крайней мере, путь к нему…

Терпий отрицательно покачал головой.

— Облегчение от труда и немного свободного времени даже я счастьем не назову.

— Их лекарства приносят облегчения от болезней, которым никто более не в силах противостоять, — добавил Верлен. С аптекарей и ведунов, что промышляли изготовлением лекарств, в Имперскую казну тоже брался налог.

— Ты действительно счастливый, — вздохнул Старший Брат. — Все тебе понятно, все тебе очевидно… Ты, наверное, прямо сейчас можешь объяснить мне, что такое счастье? А?

— Счастье — это когда хорошо!

— Когда хорошо.. — повторил Терпий и попытался уточнить. — Сейчас ты счастлив?

Верлен пожал плечами и Старший Брат уточнил:

— Еда, вино, безопасность..

— Умный собеседник, — добавил Верлен, делая любезный жест в сторону Старшего Брата..

— Умный собеседник, — согласился тот, возвращая жест казначею. — Счастье ли это?

Верлен понял, что Старший Брат начал спор, но, не услышав аргументов, не спешил соглашаться даже по пустякам.

— Ну, положим…

— А мог бы ты прямо сейчас увеличить количество счастья?

Он посмотрел на светильник, на ночь за окном.

— Ну, положим, выпить еще пару кувшинов вина или съесть курицу? Или разбудить Среднего Брата, чтоб он вступил в нашу беседу?

— Нет. Счастье либо есть, либо нет, — засмеялся Верлен. Брови Старшего брата поднялись, и казначей поспешил добавить:

— Но я смог бы его разнообразить, если б рядом сидела красивая женщина или где-то тут оказались певцы…

— Ладно… Добавлю женщину и певцов, к тому, что ты перечислил, обозначая счастье. Итак: еда, вино, умный собеседник, безопасность, женщины и певцы…

Он хитро прищурился.

— Добавлю даже еще и сокровища, что грудами лежат под ногами.

Верлен машинально посмотрел под ноги и Терпий улыбнулся.

— Не мало?

— Достаточно. Для начала.

— Ну, хорошо… А скажи-ка тогда, были ли счастливы наши предки?

— Если имели все то, о чем мы говорим, то, наверное, да. Но мы — счастливее!

Старший Брат сделал вид, что удивился.

— Почему же? Неужели их женщины были не так красивы? Песни были хуже? Или еда не отличалась той тонкостью, которую ей сегодня придают приправы, привезенные из-за Северного моря?