Ольга Ларионова - Вахта «Арамиса»

— Я ничего не смыслю в производстве, но думаю, что тот уровень не ниже… — говорю я. — Меня интересует другое — люди. Что вы сделали с людьми?

— Разве автоматизация не освободила их от тяжелого труда?

— Освободила. От всего освободила, а взамен ничего не дала. Может быть, поэтому мы перестали походить на людей.

— Глупости!

Мне не хочется больше спорить.

— Был очень рад повидать тебя, Ли, — говорю я. — До свиданья!

— Будь здоров, дорогой!

— Прощайте, Тони! Мы еще с вами как-нибудь сыграем.

Лой тоже встает. Он целует руку Лилли и небрежно кивает Тони.

Мы выходим вместо.

— Пройдемтесь пешком, — предлагает Лой, — мне нужно с вами поговорить.

Я знаю, о чем он хочет поговорить.

Лой ставит рычажок на пульте своей машины против надписи «возврат», и мы поднимаемся на переходную трассу.

Он сразу приступает к делу:

— Я хочу получить у вас кое-какие сведения о Лилли. Ведь вы ее хорошо знаете.

— Никто не может познать душу женщины.

Меня самого ужасает пошлость этой фразы.

— Я спал с ней всего три месяца, — добавляю я, и это уже пахнет стопроцентным кретинизмом.

Лой бросает на меня быстрый взгляд из-под насупленных бровей. Точь-в-точь как Макс на ту корреспондентку.

Я сгораю от стыда, но в душе рад, что разговор на эту тему уже не состоится..

Целый квартал мы проходим молча.

На перекрестке — затор. Равнодушная, сытая толпа молча наблюдает движущуюся колонну молодых ребят. Они несут транспарант с надписью: «ЛОПОУХИЕ, ПРИДУМАЙТЕ НАМ ЗАНЯТИЕ!» Очевидно, это студенты.

— Вы понимаете, что им нужно? — спрашивает меня Лой.

— Вам лучше знать, — отвечаю я.

— К их услугам все блага жизни, — задумчиво продолжает он. — Они ни в чем не нуждаются и могут заниматься чем угодно, в меру своих сил и возможностей, разумеется.

— Вот в этом-то все дело, — говорю я. — Возможности непрерывно сокращаются. Вероятно, они боятся, что скоро даже те крохи, которые вы им оставили, будут отвоеваны вашими обезьянами.

— Обезьянами? — переспрашивает Лой. — Ну нет, обезьяны предназначены не для этого.

— А для чего?

Лой не спешит с ответом. Последние ряды демонстрантов уже прошли, и мы снова пускаемся в путь.

— Профаны, — говорит Лой. — Профаны всегда падки на всякую сенсацию, способны раздуть ее до невероятных размеров. Ваши представления о мыслящих обезьянах — чистейшая фантастика Сверхмозг — просто рабочая машина, такая же, как любое счетно-решающее устройство. Нет смысла изобретать то, что уже создано природой, но усовершенствовать природу всегда можно. Пока тот же Макс нам очень полезен при решении ограниченного круга задач. Изменятся эти задачи — придется искать что-нибудь новое.

— Не знаю, — говорю я. — Все это темный лес. Просто меня, как писателя, пугают эти обезьяны. Впрочем, я их и близко-то не видел.

— Хотите посмотреть? Я могу это вам устроить, хотя Центр очень неохотно выдает разрешения на посещение питомника.

— Еще бы! Вероятно, зрелище не для слабонервных.

— Нет, — отвечает он, — просто это отвлекает обезьян.

Разрешение приходит через пять дней. Почему-то оно на двух человек.

Я решаю, что Лой хочет блеснуть перед Лилли, и звоню ей по телефону.

— Я сегодня занята, — говорит она. — Если не возражаешь, с тобой поедет Тони.

…Мы останавливаем автомобиль перед воротами Центра. Висящее на них, объявление доводит до всеобщего сведения, что въезд общественного транспорта на территорию категорически воспрещен.

Отщелкиваем свой пропуск в маленьком черном аппарате и сразу попадаем в иной мир.

Густые, нависшие кроны деревьев, посыпанные розовым песком дорожки, спрятанные в густой зелени белые коттеджи, полная тишина.

Если бы не вспыхивающие при нашем приближении указатели, можно было подумать, что мы перенеслись на несколько столетий назад.

Указатели приводят нас к большому одноэтажному зданию, обнесенному высоким забором.

Небольшая калитка в заборе заперта. Я нажимаю кнопку звонка, и через несколько минут появляется худой, высокий человек, облаченный в синий халат. Он долго и с явным неудовольствием разглядывает наш пропуск.

— Ну что ж, заходите!

Мы идем за ним. В нос нам ударяет запах зверинца. Весь двор уставлен клетками, в которых резвятся мартышки.

— В кабинеты заходить нельзя, — говорит наш проводник.

— Мы имеем разрешение.

— Они сейчас работают. Никому не разрешается заходить, когда они работают.

–. Но тут же ясно написано в пропуске, — настаиваю я.

— Скоро перерыв, они пойдут обедать, тогда и посмотрите.

Нужно ждать, ничего другого не остается. От нечего делать мы разглядываем мартышек.

— А они тут зачем? — спрашивает Тони, указывая на клетки.

— Не знаю. Я сторож, мое дело их кормить, а что с ними там делают потом, меня не касается.

— Ну их к черту! — говорит Тони. — Поедем домой, Свен.

— Когда у них обед? — спрашиваю я.

— А вот сейчас буду звонить.

Раздается звук колокола. Мартышки прекращают свою возню и припадают к решеткам.

Я почему-то испытываю невольное волнение.

Открываются массивные двери, и из дома выходят пять горилл.

Мартышки в клетках начинают бесноваться. Они вопят, размахивают руками, плюют сквозь прутья.

Гориллы идут медленным шагом, высокомерные, в ярких халатах, слегка раскачиваясь на ходу. Они чем-то удивительно походят на Лоя.

Рядом с нами истошным голосом вопит маленькая обезьянка с детенышем на руках. Она судорожно закрывает ему ладошкой глаза, но сама не может оторвать взгляда от приближающейся процессии,

Шум становится невыносимым.

Тони зажимает уши и отворачивается. Его начинает рвать.

Гориллы проходят мимо, не удостаивая нас даже поворотом головы, и скрываются в маленьком домике, расположенном в конце двора.

— Всё! — говорит сторож. — Через час они пойдут обратно; если хотите, можете подождать.

Я подхожу к одной из клеток.

В глазах маленькой мартышки — тоска и немой вопрос, на который я не могу ответить сам.

— Бедная девочка! — говорю я. — Тебе тоже не хочется быть хуже своих сородичей.

Она доверчиво протягивает мне лапку. Я наклоняюсь и целую тонкие изящные пальчики.

Тони трогает меня за рукав.

— Пойдемте, Свен. Есть предел всему, даже… здравому смыслу.

Назад мы идем уставшие и злые. Тони что-то насвистывает сквозь зубы. Это меня раздражает.

У поворота на главную аллею стоит обнявшаяся парочка. Я их сразу узнаю.