Андрей Лазарчук - Параграф 78

   «…ликвидации осталось сорок… Код отмены введён. Код принят. Процесс подготовки к самоликвидации прерван. Спасибо за использование кода».

   Ничего более идиотского я не слышал.

   – Не устал? – спросил я Скифа.

   Он пожал плечами. Я устоял.

   Что же меня так дёрнуло – будто ткнуло в нерв?..

   На шлейфе были маленькие дырочки. Следы маленьких очень острых зубок. И на разъёме были следы острых зубок. И на самом гнезде – сбоку. Будто перед тем, как использовать, детали дали поиграть мышам.

   Я хотел вынуть ключи и спрыгнуть, но меня остановил док:

   – Подожди, командир!

   Он сбежал на несколько ступенек вниз, пощёлкал там тумблёрами, вернулся:

   – Теперь можно.

   – А что было бы? – спросил я, спрыгнув.

   – Поднялись бы заслонки.

   – Так – нет?

   – Так – нет…

   И тут я понял, что он прав.

   – Люба, – позвал я. Тот повернулся ко мне. Лицо его блестело от пота. – Что там было?

   – Крысы, – сказал Люба, сглотнув.

52.

   Свет в зале зажёгся, но док погасил его всё с того же щитка, а на лестнице лампы так и не загорелись – может быть, они были сцеплены с механизмами подъёма-спуска заслонок. Но в коридоре, из которого мы пришли, свет появился. И высветился пунктир треугольничков под заслонкой. Не знаю, почему я на него так пристально смотрел. Смотрел, и всё. Так вот, треугольнички гасли и вспыхивали, гасли и вспыхивали – и я понял, что с той стороны бродит маленькая деловитая стая.

   – Жил-был хороший чёрненький мальчик… – ни к селу ни к городу сказал Фест. – Сам виноват. Да.

53.

   Док показал мне, где доступ к приводу решётки, мы со Скифом вновь исполнили гимнастический номер, я поковырялся в реечном замке, сбросил стопор – Люба, крякнув, поднял решётку и держал, все по очереди полезли в зал, Фест ласточкой слетал за лабораторным железным табуретом, подсунул его – Люба решётку опустил, табурет скособочился, но выдержал. Люба утробно ухнул.

   – Добро пожаловать на «объект-304», – сказал док, когда мы встали посередине и принялись осматриваться. – Будьте как дома.

   – Назвался Клизмой – полез в жопу, – пробормотал Спам.

   – Что? – переспросил док; думаю, он действительно не расслышал.

   – Он говорит: кто играет с динамитом, тот придёт домой убитым, – радостно перевёл Фест. – Командир, а можно?..

   – Нет, – сказал я. – Группа, внимание! Напоминаю: обстановка боевая. Где-то здесь скрываются ещё пять человек. Вероятно, с психическими отклонениями. Вероятно, с оружием… Становись!

   Они построились: первым Скиф, за ним – согласно номерам: Пай, Лиса, Люба, док, Фестиваль и Спам.

   – Товарищи офф…церы!.. – отрывисто скомандовал Скиф. – Рр…няйсь! Смирна!

   – Вольно, – сказал я. – Пять минут отдыха. Рюкзаки снять, оставить вон там в углу. Затем продолжаем движение в том же порядке.

   Подошёл Скиф.

   – Командир.

   – Да?

   – Ты чувствуешь запах?

   – Тут много чем воняет, – сказал я. – А что?

   – Можно снять противогаз?

   – Смысл?

   – Мерещится что-то. Не пойму…

   Я подумал. Внешних запахов Скиф чувствовать не мог. По идее. Но иногда – очень редко, хотя всё-таки не в единичных случаях – с этими противогазами происходят необъяснимые вещи. Вернее, с человеком в противогазе. Обоняние обостряется до невероятного, и сквозь абсолютно исправный фильтр он улавливает даже очень слабые запахи лучше, чем большинство людей – без противогазов. Правда, этот эффект наступает, как правило, после суток-других пребывания в маске. Но, с другой стороны, Скиф имел проникающее ранение в голову…

   – Сейчас док возьмёт анализы воздуха, и решим. Как раз пять минут.

   Скиф, кивнув, отошёл на шаг.

   Зал, в котором мы оказались, был почти кубическим: метров двенадцать по всем измерениям. Напротив входа на уровне второго этажа находилась сплошная застеклённая витрина во всю ширину стены; стекло, похоже, было немного наклонено вперёд – поскольку мы со своими фонарями в нём отражались. Я никогда ещё не видел вот так вот, в зеркале, группу во время работы. Поэтому некоторое время смотрел в ту сторону… а потом поймал себя на том, что не могу оторвать взгляд. Тёмная витрина смотрела на меня с вызовом, и отвести взгляд – значило проиграть.

   – Док, – позвал я. Он оглянулся от стола, на котором развернул что-то, похожее на туристскую газовую плитку. – Что там, наверху?

   – Там мой кабинет.

   – Такой большой?

   – Угу. С видом на море… Не мешай пока, ладно?

   Вот так.

54.

   – Командир, – начал док. – Ребята… Скажу так: мы влипли. Произошло самое худшее – утечка вируса в атмосферу. То есть это было и наиболее вероятное, но мы… я… рассчитывал… ну… на другое. Нам могло повезти. Не повезло… Теперь, поскольку установлено, что жопа стряслась: я должен немедленно заняться анализом вируса и, если удастся, синтезом ингибитора. Счёт времени идёт на секунды, это без шуток… Для этого мне нужно попасть в обе лаборатории – биохимическую и наносборочную. Они обе на втором этаже. Боюсь, что самое сложное у нас ещё впереди…

   Как в воду глядел, гиббонский ублюдок.

55.

   Третий труп мы нашли в лифте.

   (Этажи лаборатории принципиально соединялись между собой только лифтами – маленьким и грузовым. Лестница была, но чтобы попасть на неё, следовало спуститься к крыскам. Подняв заслонку… На это всё равно придётся решаться, но потом. Пока – не требовалось.)

   Из слов дока я сделал для себя вывод, что нам уже всё равно, но тем не менее проверил двери лифта и кнопку сканером. Кажется, здесь всё было в порядке. Я нажал на кнопку, дверь тут же открылась.

   В кабине горел свет. Задняя стенка была изрешечена совершенно беспощадно и замызгана кровью и ошмётками мяса. Тот, чья кровь, лежал на полу кабины головой к двери и лицом вниз, весь изломанный – будто перебиты позвоночник и все крупные кости. Скорее всего, именно так оно и было.

   Док склонился над ним. Потом снял с шеи убитого жетон. Поднёс к глазам, подержал, сунул в карман. Потом подхватил труп под мышки и выволок его из лифта.

   – Поехали, – сказал он.

   – Док, – сказал я негромко. – Ты тут ещё не командуешь. Пока я жив, командую я. Если меня убьют, командует Скиф. После Скифа идёт Пай. После него – Лиса. Потом – Люба. И только после Любы – ты. Это понятно?

   Он слегка окостенел лицом, но это было заметно только в упор.