Антон Первушин - Охота на Герострата

— Вам лучше знать, — Марина пожала плечами. — Это страна ваша, ваши сложности.

— Оставим пока, — предложил Сифоров. — В конце концов, можно до вечера обсуждать новые проблемы, но ни шаг нас это не приблизит к их решению. Давайте лучше отрабатывать то, что у нас с вами есть. Точнее, то, что у нас еще осталось. Если вот еще раз пройтись по третьему ассоциативному уровню, что-нибудь нам это даст?

— Вы имеете в виду нашего подопечного категории Би? Теперь работать будет труднее с ним. Но попробовать стоит.

— Тогда попробуем, — вздохнув тяжело, Сифоров встал.

Сопровождаемый бойцами он на четверть часа покинул квартиру — в это время Марина занималась подготовкой своего устройства к очередной процедуре — и вернулся уже с плененным парнишкой.

Наручники с последнего сняли, и он шел, опустив безвольно руки, подталкиваемый бойцами, как сомнамбула, с пустыми глазами, и слюна тонкой блестящей струйкой вытекала у него из уголка губ. Ничего не осталось в нем от человека разумного, и теперь я мог его только жалеть.

Ненавидеть можно существо мыслящее, но не пустое место, каким его сделали.

И еще я подумал, с сочувствием глядя на него, что такая участь, пожалуй, пострашнее смерти, и врагу не пожелаешь оказаться на месте этого несчастного парня.

Процедура теперь казалась знакомой: наушники, сосредоточенная работа с верньерами, установка рабочих параметров. Наконец Марина кивнула, отступая в сторону, и Сифоров повел допрос.

— Герострат, Герострат, Герострат, — твердил он на разные лады, вызывая из памяти парнишки ассоциативные цепочки, связанные с этим именем.

Парнишка реагировал, отвечал уже известными нам рядами образов, но как-то заторможено, выговаривая слова с трудом. Нащупать новую цепочку у Сифорова никак не получалось. Раздражаясь от этого все больше и больше, он скоро почти кричал на пленного, что удивило меня, так как я впервые наблюдал приступ настоящей злости у нашего неистового капитана, который всегда до того казался образцом выдержки и хладнокровия.

Урезонила Сифорова Марина:

— Успокойтесь, — сказала она ему мягко. — Крик вам ничего не даст. Для него безразлично, произносите вы свои вопросы громко или шепотом: не в том состоянии он, чтобы замечать разницу.

Сифоров шумно задышал ртом, пытаясь успокоиться. Это у него получилось, и через минуту он уже спрашивал Марину ровным нормальным голосом:

— Может быть, попробуем новый уровень? Четвертый или пятый — какие там есть? Что посоветуете?

— Предупреждаю еще раз я, — терпеливо объясняла Марина, — на более высоких уровнях уже можно встретить более развитые программные системы. Как правило, с защитой. Любой неосторожный шаг, и мы потеряем свидетеля.

— Но обращение к этим уровням в случае удачи более продуктивно?

— Без сомнения.

— Велики ли шансы удачи?

— Один против десяти.

— Рискнем, — помолчав, решился Сифоров. — Начинайте, Марина. Под мою ответственность.

Интересно, подумал я, а в мае он рискнул бы совершить поступок под свою ответственность? Хотя уровень ответственности зависит, конечно же, и от количества полномочий: в одной ситуации легко принять на себя ответственность, в другой — сложнее. Уж что-что, а это мне в голову вдолбили на уровне инстинкта — чувствовать пределы полномочий: слишком громко отзывался каждый наш шаг на «горячих» территориях, а быть тем самым стрелочником в разного рода сомнительных делах не очень-то хотелось. Но Сифоров сегодня пошел на риск: значит, имел надежные тылы.

Так я размышлял, наблюдая подготовку Марины к инициации очередного «уровня» подсознания нашего пленного. Внешне на парнишке никак это не отражалось, лишь только в последний момент, перед тем, как Марина объявила состояние готовности, он вдруг качнулся вперед и крепко вцепился побелевшими пальцами в мягкие подлокотники кресла.

— Уровень четыре, — объявила Марина. — Образная память. Левое полушарие. Здесь вы можете задавать конкретные вопросы, но старайтесь формулировать их из существительных. Глаголы, действие на уровне образной памяти почти не воспринимаются.

Сифоров понимающе хмыкнул и повел допрос дальше:

— Твое имя?

— Евгений.

— Твоя фамилия?

— Заварзин.

Сифоров показал Марине большой палец.

— Твой возраст?

— Двадцать один год.

— Твоя специальность?

— Страховой агент.

— Твой любимый цвет?

— Красный.

— Твое любимое оружие?

Нет ответа.

Сифоров поворачивается к Марине:

— Что такое? Я что-то неправильно делаю?

На лице Марины — блик неуверенности:

— Четвертый уровень. Могут быть расположены здесь блоки искусственной памяти. Все-таки попробуйте вы по-другому сформулировать вопрос.

— Твой любимый вид спорта?

— Спорта нет.

— Ты служил в армии?

Молчание.

— Служба в армии? Твое звание?

— Служба в армии нет. Звание нет.

— Ты занимался начальной военной подготовкой? Начальная военная подготовка да?

— Начальная военная подготовка да.

— Умение стрелять?

— Умение стрелять да.

— Умение стрелять хорошо?

— Умение стрелять хорошо да.

— Оружие для умения хорошо стрелять?

Это был последний вопрос, который успел задать Сифоров Евгению Заварзину, страховому агенту, отличному стрелку и активисту Своры категории Би.

С тем же самым бесстрастным выражением лица Заварзин упруго выпрямился в кресле. Наушники слетели у него с головы, а в следующее мгновение он, оттолкнувшись ногами, прыгнул через комнату.

Бойцы, расслабившиеся в ходе допроса, среагировали замедленно, на два порядка медленнее, чем Сифоров, который успел ловко ухватить Евгения за руку и скользнуть натренированно в сторону, выворачивая руку на себя.

— Не так! — закричал я. — Не на прием!

Но, конечно же, опоздал. Кость хрустнула, но Заварзин не остановился, не застонал от боли, а инерции его прыжка еще хватило на то, чтобы с силой врезаться головой в стекло полок с энциклопедиями и пойманным в свободную руку осколком располосовать себе горло.

Все произошло настолько быстро, что Сифоров не успел выпустить вывернутую из сустава и поломанную руку, а так и полетел на пол вместе с умирающим Заварзиным.

За несколько секунд все было кончено.

Все множество нитей, различных ходов к Герострату, которое имели в начале дня мои новые партнеры из ФСК к концу дня оказалось оборвано.

Жить с каждой минутой становится веселей, думал я, отрешенно созерцая немую сцену: Марина за своим чемоданчиком; замершие с перекошенными мордами неповоротливые бойцы; и Сифоров с проступающей почти детской обидой на лице, в обнимку с парнишкой на полу, заливаемый чужой кровью, все еще стискивающий его сломанную руку в захвате. И чем дальше, тем интереснее.