Журнал «Если» - «Если», 2007 № 03

Взяв предложение назад, я лишь привлеку к себе еще большее внимание. Планом Б (как только улеглась паника) стало старое доброе очковтирательство. Я пришлю статью, которая, номинально соответствуя моему краткому (по счастью) тезису (насколько же у них не хватает материалов!), будет по большей части не на тему. Я решил использовать энлэошников не из-за их убеждений, а, скорее, как подопытных, на примере которых можно изучать распространение идей. Настроение у меня несколько улучшилось, когда перед (туманным) мысленным взором возникала статья: солидная, высокопарная, безусловно академичная, безнадежно скучная — и невероятно далекая от сенсации, подразумеваемой в пьяном тезисе. Если повезет, ее зарубят. Даже если не повезет, я сваяю такое, чего никто не заметит и не запомнит.

Моя специальность и страсть — анализ дискурса, область на стыке литературоведения, истории и традиционной социологии (папа как-то высказался по поводу задавленных на том перекрестке собак и кошек, но я отказываюсь в это вдаваться). Поклонники маленьких зеленых человечков ничем не хуже любой другой экспериментальной группы, чтобы попробовать изучить распространение и трансформацию языковых средств. Иными словами, я могу вывести тенденции и модели метафор, тем и фигур речи, а после построить гипотезу о социальных силах, вызывающих эти фантазии и создаваемых ими. Или можно вообще удариться в механическое перечисление речевых моделей (правду сказать, это уже совсем безопасная штука). Тем самым моя статья окажется во вполне традиционном и бесспорном мейнстриме социологии: категоризация тем в рамках текстуальных образцов.

За несколько вечеров анонимного сидения в чатах таких тем набралось достаточно. Оказалось, что сейчас в моде не маленькие зеленые, а худые серые человечки; их гуманоидную внешность объясняли эволюционной конвергенцией. Затем традиционный заговор молчания вокруг инопланетян: правительство все затушевывает — как правило, руками людей в черном. (Интересно, почему, говоря «люди» и «человечки», обычно подразумевают мужчин. Сексизм среди уфологов — вполне достойная тема для следующей статьи. Эту мысль я сурово отмел, чтобы не отвлекаться по мелочам.) Далее летающие тарелки: транспортные средства в форме диска — если «косишь» под объективность. А еще какой-то плотный свет (ну не оксюморон ли?). И всеми любимые, хотя и трудно объяснимые похищения инопланетянами. К более мелким относились проблемы осмеяния, логичные доводы, что убедительных свидетельств недостаточно. Затем шли обсуждения вспышек светозарной энергии и споры между сторонниками существ, рожденных в тарелках, межпространственных сущностей и путешественников во времени.

Гораздо труднее оказалось обрабатывать не эту очевидную ерунду, а редкие и разрозненные крупицы логики.

О родителях я вспомнил, услышав их поздравления на автоответчике, и не замедлил позвонить в офис отцу.

В разновидностях физики я, честно говоря, не разбираюсь. Бог знает, имеет ли тема папиной работы какое-то отношение к моей проблеме, но вдруг занимающий меня вопрос как-то связан с еще более невразумительными феноменами, какие он коллекционирует в свободное время? После обмена любезностями я взял себя в руки и откашлялся:

— Слушай, пап, ты знаешь что-нибудь про формулу Дрейка?

— Формула Дрейка, — повторил отец. Уже на первых двух словах в его тоне возникли педантичные нотки. — Это модель ориентировочного подсчета технологических цивилизаций в нашей Галактике. Задаешь приблизительное число звезд с их планетами, высчитываешь, на скольких из этих планет способна зародиться жизнь, и так далее. Числа по большей части берутся с потолка, поэтому в плане распространенности разумных инопланетян формула «доказывает» любой нужный результат.

Завсегдатаи чатов, показавшиеся мне наиболее внятными, давали (не могу сказать с какой долей обоснованности) числа, предрекавшие вероятность межзвездного контакта.

— А про парадокс Ферми?

— Да кто вы такой и что сделали с моим сыном?

Я подавил легкое раздражение. У папы были все основания удивляться моим вопросам.

— Так знаешь?

— Да.

Конец каждой фразы знаменовало ясно различимое постукивание карандаша о стол. Отца, наверное, выводила из себя невозможность нарисовать мне картинку. В детстве я довольно быстро взломал код «карандаша и бумаги». Это означало: сейчас на меня вывалят информации столько, что мне хватит до конца жизни, так что в данный момент мне нечего и надеяться ее переварить. А еще плюсом «карандаша и бумаги» в глазах Профессора Загадок являлось то, что «картинка стоит тысячи слов».

Но наконец папа сформулировал кратко:

— Галактика слишком уж велика, поэтому трудно поверить, что Земля в ней единственная технологически развитая планета. Теперь предположим, что есть и другие. Освоившие космос инопланетяне неминуемо колонизировали бы соседние солнечные системы. Со временем эти поселения достаточно оперились бы, чтобы повторить весь цикл. На сей раз берешь с потолка другие числа для обозначения скорости звездолетов и того, как быстро колонии перерастут свои новые дома. Не имеет значения, какие числа брать. За несколько миллионов лет — доля секунды, с точки зрения космологии — любые инопланетяне заполонят всю Галактику. Так, говоря словами Ферми, где же они?

— В Кливленде?

— Я хорошо тебя знаю, — хмыкнул папа. — К чему эти вопросы, Брайан?

Мой ответ, хотя и не полный, был достаточно правдив: исследование в области словоупотребления и распространения терминов в ряде чатов. Честно говоря, я уже нашел в Сети определение терминов, за разъяснением которых обратился к отцу. Я не знал только одного: считать ли сайты, где я на них наткнулся, просто прибежищем сумасшедших или все же нет? Тайной целью моего звонка было понять, как относится к ним серьезная наука. С одной стороны, термины отцу знакомы, с другой, его ответы прямо-таки сочились сарказмом.

— Ну и что ты думаешь, папа?

— О том, где инопланетяне? Где НЛО?

— Ага.

— Недостаточно информации. — Снова долгая пауза. — А ты?

— Я изучаю энлэошников, папа, а не НЛО.

Слушая страстное обличение исследований, существование предмета которых не доказано, я испытал большее удовлетворение. Надо же, какую замечательную лазейку я нашел! Но если бы меня прижали к стенке и спросили, во что верю лично я, ума не приложу, что бы я сказал в тот момент.

— Анализ дискурса самоопределяющейся субкультуры, сцена 1, запись 4, — скорее бормотал нараспев, чем наговаривал я в диктофон. В статью подобный драматизм не попадет, зато я готов был на что угодно, лишь бы развлечься. Кружка тепловатого кофе и россыпь крошек от печенья свидетельствовали о пошлой попытке потянуть время.