Джон Уиндем - Миры Джона Уиндема, том 3

Воцарилась ночь. За крошечными оконцами купола все утонуло во мгле, кроме маленькой алой точки в нескольких милях от меня. Это все еще горели основные дюзы «Фигурао».

Я сорвал обертку с сухого пайка. Голода не было, но привычное занятие – еда – сама по себе возвращала силы, и вскоре меня немного отпустило. Я понял, что еще способен бороться…

И вдруг ощутил тишину.

Я снова глянул в окно – ракетные дюзы больше не светились. Ничего не осталось, кроме мглы и звезд. И безмолвие, какого не бывает нигде на Земле. Не просто отсутствие звуков – осязаемая, как сама смерть, тишина. Она заползала в уши, раздирала мозг, а тот пытался отгородиться несуществующей какофонией: далеким боем колоколов, близкими вздохами, тиканьем часов, невесть откуда доносящимся завыванием…

Почему-то вспомнился отрывок из стихотворения – дед любил повторять его вслух:

…Я слышал, как звезду звалаЕе далекая сестраПолночным писком комара…

И показалось, будто я тоже слышу звездный клич – беззвучный, бессловесный, но – ободряющий…

Господь свидетель: лежа калачиком в убогом куполе, я так нуждался в ободрении… В небесах перекликались звезды, но в пустыне вокруг меня рыскали ночные ужасы. Люди – странные создания. Когда нас много, нам сам черт не брат. Но в одиночестве человек слаб и беззащитен. Выуженный из пруда объединенной силы, он задыхается, он корчится в ужасе…

А может, это голоса сирен? Нет. Я верю: это зов судьбы. Он манит не на рифы, а в открытое море. За пределы… Я знаю, мы пойдем на этот зов, мы должны идти… Только не так, как сейчас… Боже! Только не в одиночку…

Над горизонтом встало крошечное солнце, точно рыцарь в сияющих латах, и я едва подавил искушение благоговейно преклонить колени, ведь оно отогнало – пусть не совсем, но довольно далеко, – ужасы, что всю ночь ощупывали меня ледяными пальцами. Меня уже не так страшило беспределье за стеной купола.

Я так и не позавтракал – пожалел времени. Мне не терпелось вернуться под защиту корабля. Дрожащими руками я надел шлем, взгромоздил купол на платформу, поднял ее на несколько футов и на максимальной скорости заскользил над песком к «Фигурао». Две ноги треножника были истерзаны и скручены, третья – оторвана совсем, а вот корпус, как ни удивительно, почти не пострадал. Лежал он неудобно: чтобы добраться до воздушного шлюза, понадобилось смести уйму песка. В этом мне основательно помогли дюзы платформы, но пришлось и руками потрудиться.

Замок, слава Богу, на этот раз не упрямился. На борту я почти не нашел повреждений, только бедолаге Камилло очень не повезло. Потом я даже немного гордился собой – мне хватило самообладания, чтобы вынести его наружу и похоронить, как Рауля.

Да иначе было и нельзя – если б я не заставил себя сразу, потом ни за что бы не смог… Короче говоря, я кое-как справился и поспешил назад.

А затем наступил провал… большущая дыра в памяти, если верить часам с календарем. Кажется, я пытался отремонтировать передатчик. И еще зачем-то разместил по всему кораблю лампы, чтобы из каждого иллюминатора падал свет.

Платформа так и лежала снаружи, правда; не совсем на том месте, где я ее оставил. Было вроде еще что-то странное… Не знаю… не могу вспомнить…

Может, кто-нибудь заглянет на огонек?..

Еды у меня вволю, почти на три года… Еды-то вволю, а вот воли…

Тут еще письмо для моей дорогой Изабеллы. Передайте ей, пожалуйста…

ВЕНЕРА, 2144 год

Пробежав глазами радиограмму, Джордж Трун придвинул бумагу по столу к заместителю. Артур Догет взял ее, прочел и после некоторых раздумий кивнул.

– Ну что ж, значит, все открылось, – произнес он не без удовлетворения в голосе. – Чего б я не отдал, чтобы заглянуть в сегодняшние бразильские газеты. Апоплексический удар – это, пожалуй, самое мягкое сравнение. Воображаю картинку: двести миллионов бразильерос кипят от злости и требуют от правительства немедленных действий. Что теперь будет, как думаешь?

Трун пожал плечами:

– Нас это все мало касается. Даже миллион миллионов разъяренных бразильерос никак не повлияет на космическую арифметику. Придется им дожидаться нового сближения планет. А пока, надо думать, власти отдадут толпе на растерзание нескрлько министров и заявят, что уже намыливают веревку для преступников.

– Их счастье, что продержаться надо всего полгода, – заметил Артур. – Даже не представляю, как это они до сих пор ухитрялись хранить тайну. В общем, мы их обставили, и это самое главное. И ничего они теперь с нами не сделают.

– Верно, – кивнул Трун. – Ничего не сделают.

Оба повернули головы, будто сговорились одновременно посмотреть в окно. Там был обыкновенный венерианский день. Куда ни глянь, светящийся белый туман; из-за ветра, дувшего со скоростью двадцать миль в час, постоянно менялась видимость, но почти всегда удавалось разглядеть редкие и высокие заросли «тростника» – они начинались в сорока ярдах от купола. На ветру растения слегка пригибались и покачивались, чем-то напоминая жесткие волосы.

Изредка туман рассеивался настолько, что в двухстах ярдах показывались удивительно гибкие деревья, прозванные кем-то «кончиками перьев». Они клонились в разные стороны, образуя высокие арки. По земле – и рядом с куполом, и в отдалении – стелился ковер бледных сочных усиков, венерианский эквивалент травы. А вообще-то даже самые четкие фрагменты пейзажа не вызывали душевного подъема; лишь кое-где мертвенно-бледная однотонность нарушалась розоватым мазком мясистого стебля или жиденькой прозеленью, да и их вскоре заволакивали жгуты тумана. Водяные капли сбегали по этиолированным стволам, сыпались дождем под внезапными порывами ветра, прокладывали мокрые дорожки на оконных стеклах.

– По мне, так лучше и быть не может, – заметил Артур. – Для чего нас сюда прислали, то мы и сделали – первую успешную посадку. Теперь, как я понимаю, это любому по плечу, добро пожаловать на Венеру!

– Нет, Артур. – Трун медленно покачал головой. – В нас вложили деньги не ради одних рекордов. По контракту, мы ее еще и удержать должны.

– А вдруг твой кузен Джейми пойдет на попятную, когда увидит, на что она похожа?

– Джейми не пойдет на попятную, – убежденно ответил Трун. – Он всегда знает, что делает. Беда в том, что у них со стариком планы, что твой айсберг, – неискушенному оку виден только краешек. Нет, Джейми вполне доволен.

Артур Догет снова глянул в окно и с сомнением покачал головой:

– Думаешь, доволен? Если так, могу себе представить, сколько у него на то причин. Должно быть, куда побольше, чем нам отсюда видится.