Юрий Константинов - Лицо Аэны

Но в каждом из нас затаен еще как бы неприкосновенный запас энергии. Он чрезвычайно редко идет в ход, и потому мы почти ничего не знаем о его природе… О непредсказуемых взрывах живущей в нас силы. Силы, которая позволяет худосочному заморышу в состоянии болевого шока вязать в узел железный лом. Силы, которая измученного, преследуемого овчаркой беглого негра переносит через ров, чья ширина повергла бы в изумление чемпиона по прыжкам…

Не стану погружать вас в пучину научных терминов и специальных понятий. Скажу лишь, что мне удалось отыскать в организме те центры, которые, говоря образно, стоят на страже неприкосновенных запасов энергии, служат как бы шторами, за которыми бушует пламя наших безграничных возможностей.

Я нашел способ раздвигать эти шторы не по воле случая, а по желанию. Постепенно, варьируя концентрацию и состав химических веществ — стимуляторов, я отыскал способы творить со своим телом буквально чудеса: заставлять на время останавливаться сердце, незначительным усилием останавливать кровь, хлещущую из перерезанной вены, даже менять пигментацию кожи…

Это было несколько лет назад. Теперь же я могу намного больше. Мне кажется, еще несколько опытов, и откроется удивительная возможность менять человека внутренне, давая выход не только его физическим, но и неиспользованным духовным возможностям. Представьте, удастся сделать реальностью то, что считалось до сих пор привилегией богов: превращение слабых духом в благородных и сильных, жестоких и беспощадных — в великодушных…

Впрочем, я, кажется, увлекся, об этом еще рано вести речь…

Итак, в свое время я добился главного — победил смерть. Жаль, что к тому времени болезнь уже отняла у меня ноги.

Но, разумеется, мое торжество было бы не полным, если бы кто-то еще не подтвердил универсальность моего открытия.

Я решил доверить это вам.

Нас пока трое — людей, которые познали силу своих практически безграничных физических возможностей. Я хочу, чтобы нас было больше. Представьте, сколько отчаявшихся, погибающих от недугов или жизненных невзгод мы вернем к жизни, если они смогут то, что умеем мы.

— Таких несчастных слишком много, — в сомнении качнул головой пилот.

— Верно, их слишком много, и мы не сможем спасти всех, — согласился старик. — Тем более что нашу тайну можно доверить лишь честным и умеющим молчать людям. Тем, кто не превратит ее знание в гибельное оружие… И все же мы сможем помочь многим. Будет прекрасно, если нам удастся это осуществить. Если нам не помешают осуществить это.

— Помешают?.. Что вы имеете в виду? — спросил чемпион встревоженно.

— Меня преследует какое-то странное предчувствие в последние дни, — в раздумье произнес старик. — Впрочем, мы, пожилые, народ мнительный. Оставим это. Я хотел бы знать, что каждый из вас теперь намерен делать.

— Завтра же отправлюсь в онкологическую клинику, — сказал чемпион. — Уже месяц, как брат находится там, врачи считают его безнадежным. Думаю, их немало удивит выздоровление такого больного.

Заметив вопросительный взгляд старика, добавил:

— Мой брат — честный, надежный парень. Из тех, на кого мы сможем рассчитывать в будущем.

— Недавно полиция захватила несколько наших товарищей, — произнес пилот. — Наверняка их будут пытать. Я должен помочь им пройти через этот ад…

— Что ж, — сказал старик после паузы, — похоже, я не ошибся в вас. Увидимся через неделю в то же время. Будьте осторожны, мальчики. То, что мы собираемся делать, придется по душе далеко не всем в нашей благословенной богом стране.

…Он долго еще сидел в одиночестве в опустевшей гостиной, задумчиво глядя в огонь, не в силах избавиться от необъяснимого тревожного предчувствия…

22 июля 1983 года. Столица. Резиденция президента

«Будьте осторожны, мальчики. То, что мы собираемся делать, придется по душе далеко не всем в нашей благословенной богом стране…»

Подтянутый седовласый мужчина в генеральской форме выключил магнитофон.

Хозяин кабинета, грузный толстяк, рассеянно вертел в руках почти опорожненный стакан. В наступившей тишине было слышно, как кусочки нерастаявшего льда тонко позванивают о стекло.

— Вы полагаете, все это настолько серьезно, что необходимо ввести патрона в курс дела? — спросил наконец толстяк.

— Я не ученый и не политик, — отозвался генерал, — судите сами, насколько это серьезно. Мое дело — проинформировать. Но позволю себе заметить, — генерал откинулся в кресле, щелкнул зажигалкой, и сизоватые клубы дыма расплылись по комнате, — даже теоретическое предположение о существовании у нас группы людей с практически безграничными физическими возможностями, людей, которые по своим убеждениям и образу жизни отнюдь не являются патриотами, меня лично повергает в дрожь. А мы в данном случае имеем дело отнюдь не с теоретическими умозаключениями. Демонстранты, которые не боятся ни дубинок, ни слезоточивого газа, ни даже пуль… Заключенные, которым не страшны самые, — он запнулся, — самые хитромудрые допросы и тюремные запоры… Все это может стать реальностью. Попробуйте-ка представить, что мы имеем дело с таким противником, и вы поймете, отчего я решил вас потревожить в столь ранний час.

— М-да… — пробормотал помощник президента, — ваши доводы не назовешь легковесными. Я переговорю с патроном. Не обидитесь, если я попрошу немного подождать здесь? Патрон не любит принимать важных решений при посторонних, — добавил он, словно оправдываясь.

— Я знаю, — сказал генерал. — Отсюда можно позвонить?

— Разумеется, — ответил толстяк, поднимаясь.

Генерал поглядел ему вслед, бросил сигару в хрустальную пепельницу и усмехнулся.

— До чего же старательно этот разжиревший павиан пытается придать государственный лоск своим поступкам, — пробормотал он. — В отличие от него я-то знаю, что скажет президент. Впрочем, важно не то, что он скажет, а что подумает…

Генерал набрал номер и отрывисто бросил в трубку:

— Агента по кличке Кентавр — к служебному входу в резиденцию.

Появившийся неслышно, словно из воздуха, служитель начал расставлять на столике перед ним кофейный прибор.

«Им нужно время, чтобы подать все это как тщательно обдуманное решение, — понял генерал. — Что значит штатские…»

Спустя полчаса помощник президента стремительно вошел в кабинет, и по его глубокомысленному виду генерал понял, что не ошибся в своих предположениях.

Помощник уселся в кресло и выдержал внушительную паузу перед тем, как говорить.

«Ну-ну, — мысленно поторопил его генерал, — начать можно так: президент дал понять, что решение по этому вопросу руководство ведомства вправе принять самостоятельно…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});