Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10

Последовало многозначительное молчание.

— Элли, ты что-то знаешь! Расскажи дядюшке Эду.

— Это послание звезд.

Эд вслух предположил нечто, астрономически совершенно невозможное.

— Ладно, если ты не хочешь сказать, так тому и быть. Ммм… Никогда не мог воздержаться от участия в изящном жульничестве. Как насчет того, чтобы последовать твоему примеру?

— Как хочешь, Эд. Только действуй осторожно, чтобы игра не стала явной. Ситуация очень деликатная, Сатурн равноудален от Льва и Девы.

— Как прикажешь, Элли.

Миссис Дуглас начала действовать немедленно, окрыленная тем, что Элли подтвердила ее предположения. Она отдала приказ открыть кампанию по дискредитации исчезнувшего Берквиста, после того как ознакомилась с его досье. Она вызвала команданте Туитчела из эскадронов Специальной службы. После этого он еще долго ходил мрачным и выместил все на своем заместителе. Она повелела Санфорту выпустить еще одну передачу о «Человеке с Марса», в которой должен быть пущен слушок, будто бы из «источников, близких к Администрации», что Смит собирается уехать, а возможно, уже уехал в санаторий, находящийся в Андах, климат которых больше всего напоминает климат Марса. Потом она занялась проблемой покупки благожелательного отношения Пакистана. Она позвонила мужу и уговорила его поддержать претензии Пакистана на львиную долю кашмирского тория. Так как это совпадало с его собственным мнением, Генерального секретаря было легко уговорить, хотя он и был несколько раздражен сообщением миссис Дуглас, будто он постоянно противился такому решению. Когда с этим было покончено, миссис Дуглас отправилась на сборище Дочерей Второй Революции произносить речь на тему «Материнство в новом мире».

Глава 10

Пока миссис Дуглас болтала о предметах, в которых не понимала ровным счетом ничего, Джубал Е. Харшоу, БП, ДМ, ДН[13], бонвиван, гурман, сибарит, популярнейший автор боевиков и философ-неопессимист — сидел у плавательного бассейна в своем поместье в Поконосе, почесывая густую серую поросль волос на груди и любуясь, как три его секретарши купаются в бассейне. Все три были потрясающе красивы. Кроме того, они были отличными секретарями. По мнению Харшоу, принцип минимизации усилий требовал, чтобы красота совмещалась с утилитарностью.

Анни была блондинкой, Мириам — рыжей как огонь, Доркас — брюнеткой. Фигуры их в том же порядке являли постепенный переход от приятной округлости к очаровательной стройности. Возрастной разрыв у них составлял пятнадцать лет, но кто был старше, а кто моложе, — сказать было трудно.

Харшоу усиленно трудился. Большая часть его сознания была занята наблюдением за тем, как прекрасные девушки изящно играют с солнцем и водой, а в малюсенькой замкнутой и звукоизолированной ячейке этого сознания шел творческий процесс. Харшоу говаривал, что его метод сочинительства заключается в том, чтобы накрепко соединять половые железы со зрительным нервом и отключать серое вещество мозга. Привычки Харшоу вроде бы подтверждали надежность этой теории.

Микрофон, стоявший на столе, был подключен к диктофону, но Джубал пользовался им только для заметок. Когда же творческий процесс завершался, Джубал вызывал стенографистку и внимательно следил за ее реакцией. Сейчас он как раз был готов, а потому завопил:

— Первая!

— Первая — Анни, — откликнулась Доркас, — но я могу ее заменить: она только что нырнула.

— Ныряй сама и тащи ее!

Брюнетка вошла в воду, как нож, а через секунду из бассейна вылезла Анни, накинула халат и присела к столу. Она не сказала ни слова и ничего не стала подготавливать. У нее была абсолютная память.

Харшоу поднял чашу, полную льда и налитого поверх него бренди.

— Анни, я родил нечто потрясающе слезоточивое. О крошечном котенке, который забрел в церковь в рождественский сочельник, чтобы согреться. Помимо того, что он помирал от голода и холода, он еще заблудился, главное — Бог знает почему — у него была перебита лапка. Итак, начнем! «Снег падал уже давно…»

— А какой псевдоним?

— Ммм… Молли Уодсворт… как раз подходит к этой сентиментальщине. Назовем его «Другие ясли». Начали…

Он диктовал, пристально следя за девушкой. Когда из ее опущенных к бумаге глаз покатились слезинки, Харшоу слегка улыбнулся и закрыл глаза. К тому времени, когда диктовка закончилась, слезы струились из его глаз так же обильно, как и у Анни. Оба прямо купались в катарсисе слащавых сантиментов.

— Точно в яблочко! — объявил он. — Вытри нос, унеси это барахло и, Бога ради, сделай так, чтобы оно никогда больше не попадалось мне на глаза.

— Джубал, неужто вам не стыдно самого себя?

— Нисколько!

— В один прекрасный день я за подобные рассказики дам хороший пинок в ваше толстое брюхо!

— Знаю. А пока уноси свою попку в дом и займись делом, а то как бы я не передумал.

— Слушаюсь, босс.

Обходя кресло, она чмокнула его в лысину. Харшоу снова взревел:

— Первая!!! — И Мириам тут же подбежала к нему.

В это время ожил установленный в доме громкоговоритель.

— Босс!

Харшоу произнес словцо, заставившее Мириам подавиться от неожиданности. Он прибавил:

— Что случилось, Ларри?

Громкоговоритель ответил:

— У ворот какая-то дама, а с ней труп.

Харшоу подумал.

— Хорошенькая?

— Э-э-э… Да.

— Так какого лешего ты ковыряешь в носу? Впусти ее!

Харшоу откинулся на спинку.

— Начнем, — сказал он. — «Глыбы домов тонут в дымке заднего плана. Коп сидит на стуле без фуражки, ворот расстегнут, лицо потное. Мы видим со спины другую фигуру, которая находится между зрителями и копом. Фигура поднимает руку, размахивается, так что рука исчезает из поля зрения, и ударяет копа. Раздается тяжелый, хлесткий звук удара с оттяжкой…» — Харшоу остановился и добавил: — Потом продолжим с этого места.

По склону холма к дому поднималась машина. Вела ее Джилл, рядом с которой сидел молодой человек. Когда машина остановилась, молодой человек выпрыгнул, явно довольный, что расстается с ней.

— Вот она, Джубал, — сказал он.

— Вижу. Доброе утро, девочка. Ларри, а где труп?

— На заднем сиденье, босс. Под одеялом.

— Это вовсе не труп, — возразила Джилл. — Бен сказал, что вы… Я имею в виду… — Она опустила голову и разрыдалась.

— Успокойся, малышка, — мягко сказал Джубал. — Вряд ли есть трупы, которые стоили бы стольких слез. Доркас, Мириам, займитесь ею. Дайте ей чего-нибудь выпить и умойте.