Михаил Грешнов - Второе путешествие путешественника

Время тянется, тянется, нигде оно так не тянется, как в этой комнате. У Стаффорда сводит челюсть - зевнуть, но зевать строжайше запрещено, читать запрещено, думать о постороннем тоже.

Сиди и смотри. Слушай тишину, если умеешь ее слушать.

Но что это? Будто мотылек ударяет крыльями по стеклу. Стаффорд поднимает голову - на окне ничего нет. Под крышей комплекса нет мотыльков и мух.

Лейн тоже вслушивается, приподняв брови.

И вдруг посередине, между ней и Стаффордом, возникает движение воздуха, едва заметный порыв. Стаффорд машинально кладет руки на стол, и в это мгновенье в квадрате, на который он смотрит, появляется проблеск, сияние. Миг - ив порыве ветра, который ударяет в лицо, возникает что-то белое, с хрустальным блеском, с шелестом, который Стаффорд услышал секунду тому назад.

-Лейн! - кричит он, одновременно выбрасывает руки к сиянию.

Лейн уже видит все - как беспомощно руки Стаффорда пытаются нашарить рычажок, повернуть и отключить от упора, как учили на тренировках.

- Лейн, помоги! - кричит Стаффорд.

Видение между тем начинает тускнеть, расплываться.

Руки Стаффорда, кажется, сжимают затихающий вихрь, но, бессильные, скользят по столу. Еще мгновение - и конец.

Лейн наотмашь (на следствии она скажет: "А что было делать?") ударяет рукой по белому с хрусталем. Так бьют овода, севшего на колено,- впопыхах и наверняка. Под рукой звякает, хрустит, разом опадает вращение вихря, исчезает размытость форм, перед Стаффордом и Лейн - аппарат. От удара он скользит по столу - к краю, Стаффорд ложится на стол, чтобы задержать, но аппарат падает на пол. Опять звон, что-то дробно катится по паркету - и все стихает.

- Что ты сделала, Лейн? - В глазах Стаффорда ужас.

Лейн, белая, как стена, овладевает собой:

- Все, Стаффорд. Кончилась Вахта. Получай премию.

Закрыла лицо руками и разрыдалась.

Распахнулась дверь, в комнату вбегают люди, члены Комитета, их двое. Кидаются к аппарату.

- Боже мой! - бормочет один.- Возможно ли?..

Второй, завладевший аппаратом, прижимает его к себе, словно боясь, что модель опять исчезнет.

Лейн опускает руки, бледность сходит с ее лица. Стаффорд стоит у стола как вкопанный.

Еще появляются люди - ученые, которых подняла сигнализация, вахтенные, готовившиеся к смене.

Член Комитета, завладевший моделью, все еще не может сдвинуться с места, второй, отыскивая под столом отскочивший рычажок, бесконечно повторяет:

- Возможно ли? Возможно ли?

Но все уже свершилось.

Прежде всего встала задача - изучить модель и по ее образцу сделать Машину. К счастью, повреждения от удара оказались несущественными: отломился один из рычажков, кусочек панели.

Сразу же был создан мозговой центр по изучению аппарата.

И начались сюрпризы. Двойная решетка с несовпадающими отверстиями оказалась двигателем машины, преобразователем времени в вакуум. Точнее - это аннигилятор, в котором время, сгорая, создавало вакуум в самом себе, придавая этим машине момент движения: машина втягивалась в вакуум - само время ее толкало. Чем больше сгорало времени, тем быстрее двигался аппарат. Все гениальное - просто, убедились исследователи.

Путь к созданию Машины был открыт.

Но, как и везде, великое и смешное в "Тайм-Хаузе" шли рука об руку. Пока инженеры бились над тайной двигателя, Комитет провел расследование о "рукоприкладстве" Лейн.

- Как вы решились на такой грубый поступок?

- А что было делать? - ответила Лейн.

- Вас учили - что делать.

- А вы попробуйте,- возразила девушка,- за сотую долю секунды остановить аппарат!

- На это вы прошли техотбор, тренировки.

- Да, я тренировалась еще и дополнительно.

- Поясните.

- Построила модель и тренировалась по шестнадцать часов в сутки.

- И что?

- Пришла к выводу, что так модель не остановишь.

-Почему об этом не доложили Комитету?

-- Мне ли спорить с авторитетами?

- И вы знали, что станете действовать не по инструкции?

- Сделала как сделала...

- Заранее действовать не по инструкции?

- Заранее,- согласилась Лейн.

- Но вы предполагали, что повреждения могут быть непоправимыми?

- Исправлять повреждения - дело техники.

Комитет был настроен миролюбиво, ведь "мудрые,- писал Гюго,- не строги". Да и кончилось все благополучно, тайна двигателя разгадана - Машина будет. Посовещавшись, Комитет принял решение: сто тысяч фунтов присудить ей, единственной девушке, вахтенному Лейн Баллантайн.

Машину изготовили через год. Испытали в лаборатории. Машина двигалась в прошлое, в будущее - пока на час, на день: конструкторы испытывали параметры.

Когда наконец протокол был подписан, занялись вопросом: куда направить первые рейсы? Большинство высказалось за прошлое - дочеловеческое прошлое, чтобы внезапное появление людей из двадцать первого века не породило у отдаленных предков мифов и культов. Рейсы были нацелены на палеогеновую эпоху - до тридцати, тридцати пяти миллионов лет назад. Машина была двухместной, и в первую пару исследователями назначили доктора физических наук Девиса и профессора Прайса.

Снаряжения, взяли немного: киносъемочную, звукозаписывающую аппаратуру, вмонтированную в очки, в авторучки; звукозаписывающий кристалл вставлен в перстень на руке Прайса. Приходилось, как при полете в космос,- учитывать граммы полезного груза.

Проводы состоялись в лаборатории, были будничными: прошлые волнения пережиты, новые - впереди.

- В путь добрый.

Тронут рычаг. Машина затуманилась, качнулась, качнулся в комнате воздух. И все исчезло.

Для тех, кто остался в лаборатории.

Девис и Прайс были отданы на милость Машины. Машина была запрограммирована так, что из кризисной ситуации могла вернуть исследователей быстро назад. Предусматривалось две остановки: в миоцене и олигоцене. Сразу же предстояло положиться на автоматику. Но Девис повел машину на ручном управлении: мало ли может встретиться неожиданно интересного!

Закружились на циферблатах стрелки, замелькали цифры пройденных веков и тысячелетий. Солнце металось по небу, потом наступила мгла - ледниковый период. Опять солнце, и опять ледниковый период - так до десяти волн. Потом выскочили из оледенений в смутную зелень континентального климата.

Сделали первую остановку. Холмы, река, в которой трудно было узнать Темзу, когда-то еще река будет названа Темзой. Пока что на Земле не было ни одного географического названия. Остановились в осени. Лес был желтым и красным. Небо в этот час голубело. От реки веяло холодом. Стояла тишина, как будто все живое уснуло. В воздухе не было птиц.

- Интересно, сейчас существуют миграции? - спросил Девис.