Андрей Бурцев - Сибирских улиц тихий ад

К счастью, подпылил автобус, обрывая мрачные мысли, прошипел дверцами. В автобусе было пусто и пыльно, Ганшин сел подальше от казаков, и стал глядеть в окно. Он всегда глядел в окно, хотя ездил по этому маршруту тридцать с лишним лет. Но глядел он не на знакомые дома и груды мусора у тротуаров. Он любил глядеть на людей, особенно на девушек. Они ведь всегда разные, хотя лежит на всех какой-то налет одинаковости и обреченности. Он лежит вообще на всех людях этого города, на девушках, кстати, даже меньше, чем на других.

3

Человек, кряхтя, поднялся по скрипучей лестнице на чердак. Здесь был уютный, чистенький, хотя и душноватый сумрак. Заходящее солнце било в открытое окно и стелило по полу чердака длинные полосы. Надо бы коврик постелить, подумал человек, как часто думал, поднимаясь сюда, за последние десять лет.

Минуя открыое окно, он прошел вглубь чердака к другому, выходящему на противопоожную сторону, где стоял, устремив изящную, обтекаемую трубу в светлое еще небо, небольшой телескоп на треноге - гордость и мечта всей жизни хозяина. Выйдя десять лет назад на пенсию, он потратил скопленные за долгую трудовую жизнь деньги на покупку этого маленького домика на тихой улочке окраины города и телескоп, о котором мечтал с детства, с того далекого, подернутого голубой дымкой воспоминаний времени, когда пристрастился читать фантастику.

Подойдя, он любовно провел рукой по теплому металлическому корпусу, потянулся и снял с широкого раструба защитную крышку, потом сел на табурет. Можно было, конечно, купить кресло с регулируемым сидением, - доходы позволяли, - но табурет был профессиональнее. Везде, где он читал об астрономах в фантастике, они сидели перед телескопами именно на табуретах.

Он поудобнее устроился на твердом сидении и прильнул глазом к окуляру. Секунду ничего не было видно, и его охватил страх, что ему все привиделось в старческих грезах. Но через секунду он испустил облегченый вздох. Она была здесь, она никуда не делась, просто была почти невидима на ярком, непотемневшем еще летнем небе. И она была по-прежнему прекрасна, большая, бледно-зеленоватая, немигающая. Его звезда, его Настоящее Открытие, которое он впервые увидел прошлой ночью.

Днем он потратил много времени, изучая каталоги и листая астрономические справочники, которые собирал много лет. И не нашел там ничего подобного. Звезда действительно появилась прошлой ночью, родилась из ничего в черной космической пустоте.

- Эх, жаль, нет ни фотоаппаратуры, ни даже спектроскопа, - прошептал он со смесью досады и восхищения.

Это было его открытие, но он не мог поделиться им с научным миром. Он не мог сделать фотографии, не мог даже определить класс звезды. Но все же это было Его Открытие, и оно останется таковым, пока он не прочтет о звезде в "Астрономическом вестнике", который регулярно выписывал и прочитывал, где будут и фотографии и - наверняка - многочисленные гипотезы о происхождении этой звезды.

У него не было даже гипотез. Он был не ученым, а всего лишь наблюдателем-любителем. Он лишь знал, что звезда появилась прошлой ночью, самая большая из всех звезд северного полушария, что она висит на одном месте градусах в сорока над горизонтом и трижды за ночь меняла свой цвет. Аналогов этой звезды не знал ученый мир. Она была сравнима разве что с явлением, которое китайцы наблюдали тысячу лет назад, но то был взрыв целой галактики, известной теперь под названием Крабовидная туманность.

Он с трудом оторвался от окуляра и раскрыл лежащую на столике справа от телескопа вместе с лампой и несколькими ручками толчтую тетрадь, озаглавленную "Дневник наблюдений". Четким, аккуратным почерком проставил сегодняшнюю дату. Он неплохо выспался днем. Впереди была уйма времени, хоть вся ночь, которая пройдет в наблюдениях за уникальным явлением. Его Настоящее Открытие...

Он снова припал к окуляру и дрожащей рукой повернул верньер настройки телескопа, помещая звезду в центр поля.

4

Редакция "Делового" располагалась в здании главпочтамта и чтобы пройти туда, требовался пропуск. Пропуска Ганшин, разумеется, не имел, поскольку не являлся сотрудником газеты, а всего лишь публиковал в ней свои переводы. Вот и ждал он у стеклянной катающейся на роликах двери под колкими взглядами вахтерши в форме с зелеными петлицами.

Зиночка, как обычно, опоздала на десять минут. Ганшин уже привык к этому и даже не сердился на нее. На нее вообще было невозможно сердиться.

Сквозь стекло двери Ганшин глядел, как Зиночка спускается со второго этажа. Как обычно, в немыслимо короткой миниюбке, почти целиком открывавшей полноватые, но стройные и красивые ноги. Она улыбалась. Она всегда улыбалась. Ганшин никогда еще не видел ее задумчивой или печальной.

Когда она проходила последние ступеньки, Ганшин откатил дверь и шагнул к ней навстречу под прицелом глаз вахтерши.

- Здравствуйте, Зина.

- Здравствуйте, Алексей. Наконец-то, пропажа. Погодите минуточку...

Она прошла к столу вахтерши и стала что-то негромко ей говорить. Ганшин подошел поближе.

- Алексей, у вас паспорт с собой? - обернулась Зиночка.

- Н-нет... Вы же не предупредили, - пробормотал Ганшин.

Это было уже не как обычно. Обычно в редакцию Ганшин не допускался. Обычно они с Зиночкой усаживались сбоку от лестницы, где стоял ряд стульев, и там обсуждали дела. Там Ганшин получал гонорар, расписывался в ведомости и отдавал очередную работу.

Зиночка долго втолковывала вахтерше, а та отмахивалась короткими фразами. Потом позвонила куда-то. Потом хмуро кивнула.

- Распишитесь, Алексей, - ткнула длинным ноготком Зиночка в бухгалтерскую книгу.

Ганшин поставил роспись, и они с Зиночкой пошли по лестнице. Вахтерша злобно сверлила взглядом затылок Ганшина.

- Иван хочет с вами поговорить, - говорила на ходу Зиночка. - У нас тут происходят всякие перемены... Ну, он сам скажет.

"Деловой" занимал две комнаты, и в первой, просторной, стояли вдоль стенок шесть штук американских компьютеров давняя и вряд ли исполнимая мечта Ганшина, - за которыми сидели очень занятые девушки. И еще двое парней в углу у стола с кипами газет ожесточенно спорили, размахивая руками. Проходя по ней, Ганшин из вежливости поздоровался в пространство. Он почти никогда не бывал здесь и поэтому никого не знал, кроме Зиночки и редактора Ивана.

Во второй комнате стоял стол, за которым сидел редактор Иван Крутых. Когда они вошли, Иван разговаривал по телефону и махнул им рукой, чтобы присаживались.

Они сели возле стола - Ганшин напротив Зиночки. К сожалению Ганшина, Зиночка не закинула ногу на ногу, а даже скромно сжала коленки. Но все равно было на что посмотреть, и Ганшин смотрел, невольно слушая реплики Ивана. Иван оправдывался. Иван что-то пытался доказать, но робко, как-то боязливо.