Лев Портной - Амурет

 Ну что ж, к тому, что она меня не поймет, я был готов. Я вышел из машины, обошел ее вокруг и открыл дверцу со стороны Вики.

 - Выходи.

 - Куда? Жень, поехали, а? Я серьезно говорю.

 - И я серьезно.

 - Отвези меня домой, Женя, - сказала она, пытаясь придать голосу побольше строгости.

 - Отвезу, я же сказал тебе.

 - Вези.

Мне надоело препираться, и я, схватив ее за руку, выволок из машины силой. Она усиленно сопротивлялась и даже ударила меня несколько раз кулачками в грудь. Я прижал ее к "жигуленку". Сообразив, что ей не вырваться, она успокоилась и, сердито посмотрев мне прямо в глаза, спросила:

 - Что тебе нужно?

 - Я хочу поговорить с тобой.

 - Я тебя не люблю.

 - Я тоже.

 - Тогда о чем говорить? Поехали домой.

 - Подожди, - я отпустил ее и открыл заднюю дверцу.

 Там на сидении стояла клетка с Рыжиком, который все это время спал. Я поставил клетку на землю.

 - Посмотри, - сказал я, - видишь, в этой клетке специальный прибор.

 - Ну и что? - она с недоумением перевела взгляд с клетки на меня.

 - Сколько времени на твоих часах?

 - Двадцать пять минут седьмого.

 - На моих тоже. Я положу их в клетку. А теперь смотри внимательно. Кстати, заметь, что у хомячка есть одна морковка.

 - Господи, да зачем...

 - Смотри! - перебил я Вику и нажал кнопочку миниприбора.

Клетка с Рыжиком медленно растаяла в воздухе. Равнодушие на лице Вики сменилось изумлением.

- Что это? - воскликнула она.

 - Был хомячок, и нет хомячка, - весело ответил я.

 - Как ты это сделал?

 - Это мое изобретение.

 - Гениально, нечего сказать. Только мне это зачем?! Я домой хочу.

 - А ты за часами следи. Хомячок появится ровно через минуту.

 - И мы поедем домой?

 - Может быть...

 - Никаких... Вот он! Смотри!

Клетка появилась на прежнем месте. Рыжик умывался, обтирая короткими лапками свою мордочку, весело шевелил усиками и принюхивался маленьким черненьким носиком. Я достал часы из клетки.

- Смотри. На твоих часах - шесть часов двадцать шесть минут. А на этих часах - десять двадцать пять.

 - Что это значит?

 - Это значит, что хомячок четыре часа находился в другом измерении, - я обернулся к клетке, - видишь, и морковку съесть успел. А сюда он вернулся через минуту. Так и мы с тобой...

И в этот момент я услышал слабый голос Вики:

 - Боже мой...

Это "боже мой" она пролепетала так, что я похолодел. Быстро обернувшись, я увидел, что Вика, прижавшись спиной к машине, медленно сползает вниз. Левую руку она прижала к груди, а правой пыталась найти опору, глаза - по семь копеек от ужаса - прикованы к клетке, в лице - ни кровиночки. Наконец, она наткнулась на ручку дверцы и замерла в таком положении. Я не знал, что делать, и невольно залюбовался моей прекрасной амуреткой. Ее зеленые глаза расширились до предела, уголки черных тонких бровей опустились вниз, придав лицу жалостливое выражение, нос заострился, пухленький ротик остался полуоткрытым, а побелевшее лицо очень выгодно оттенялось ее длинными белокурыми локонами.

- Послушай, Вика, все в порядке. Это совершенно безопасно. Я на себе раньше испытывал, целую неделю здесь один прожил. Знаешь, как скучал по тебе?

Она была невменяема.

- Слышь, чего говорю? Скучал без тебя.

Вика перевела на меня пустые, обращенные внутрь глаза, медленно открыла дверцу и опустилась на сиденье. Она смотрела на меня и повторяла одно и то же:

 - Боже мой, боже мой.

Ей явно был нужен валидол, но аптечки я не прихватил. Тогда я метнулся к багажнику, открыл его, достал канистру с водой, кружку, наполнил ее водой и подал Вике. Она машинально сделала несколько глотков, опять посмотрела на меня. Некоторое время мы так и смотрели друг на друга. Вдруг ее глаза наполнились смыслом, и из умирающего лебедя она превратилась в разъяренную фурию.

- Ты несчастный кретин! Как тебе в голову могло прийти сделать такое?! Идиот! Сумасшедший идиот! Немедленно поехали назад!

- И не подумаю!

Тут она встала и грозно приблизилась ко мне.

 - Что значит, и не подумаю? Ты что, с ума сошел?! Господи! И как меня вообще угораздило связаться с тобой, с физиком хреновым?! Немедленно верни меня назад?!

 - Послушай, что ты орешь?! - возмутился я. - Это же отличный вариант. Поживем здесь неделю и вернемся назад пятого июля минута в минуту. Я уже делал так и ничего.

 - Я не пойму, ты что, чего-то получить тут от меня хочешь? Хрен получишь! Вези меня назад, я сказала, а потом хоть целый год трахайся здесь со своим хомячком, а с меня лично хватит!

Тут я возмутился до предела.

- Ты что, с ума спятила?! Пять минут назад упрекала меня в том, что я квартиру подыскать не мог, а теперь, когда я положил к твоим ногам целый мир в прямом смысле этого слова, ты чем-то недовольна.

Она немного утихомирилась, но не сдалась.

- Боже мой, Женя, о чем ты говоришь?! Да мне же страшно тут. Господи, да вдруг тут радиация какая-нибудь, и мы облучились.

- Да какая радиация, я вчера здесь неделю прожил и ничего.

- Вот-вот, и облучился. Ты хоть проверил, может, тебе уже и бесполезно меня хотеть?

Так мы препирались до вечера. Вика даже грозилась вернуться одна и порывалась действительно это сделать, но я ей объяснил, что прибор запрограммирован на недельный цикл и, если сейчас нажать кнопку, то машина перенесется не назад, а куда-то еще, где я не был и потому за безопасность ручаться не мог. Вика требовала, чтобы я изменил программу, но я остался непреклонным.

 Глава 2

Спать мы легли порознь. Вика - в машине, а я в палатке, которую взял с собой.

 Утром мы долго ругались по поводу того, кто должен готовить завтрак. Я естественно утверждал, что это дело женщины. А Вика отвечала, что у нее дома ртов достаточно и раз уж она оказалась в вынужденном отпуске, то хотя бы отдохнет как следует. До обеда мы просидели голодными, а потом я сдался.

Все съестные припасы находились в багажнике. Когда я открыл его, то от того, что я там увидел, а вернее не увидел, у меня мурашки побежали по коже. А не увидел я прибора.

Мой аппетит тут же угас. Я со злостью захлопнул багажник и бросился к Вике, которая как ни в чем не бывало загорала лежа на матрасе.

 - Ты, дура! - заорал я. - Где прибор?!

 Видимо, у меня был такой страшный вид, что Вика поняла: случилось нечто ужасное.