Вацлав Кайдош - Зомби

Доктор задумчиво поднял рюмку и выпил. Держится хорошо, как в молодости: профессор упрямо цеплялся за воспоминания, чтобы не сойти с ума.

— Неделю назад пришел Густав, — продолжал Эмил, как будто бы ничего не слышал, — и начал задавать мне вопросы. Его интересовала анатомия человеческого тела, физиологические функции, биология, химия и многое из того, что я давно забыл, а, собственно, никогда как следует не знал. Сам подумай, отставной деревенский лекарь…

— Но Эмил, ведь Густав уже давно…

— Дай мне договорить. Когда я отказывался отвечать, когда я пытался выйти из дому, он делал вот так, — доктор показал скрещенные указательные пальцы. — И в эти минуты в голове у меня сверкала молния, и я готов был сделать все, что угодно. — Он уже не замечал профессора. — В привидения я не верю, тем более, что Густав был чертовски материален, поверь мне. Целую неделю он держал меня в заключении. Впрочем, заботился он обо мне превосходно. В свою очередь, я внимательно наблюдал за ним, но никакого выхода для себя не видел. На ночь он запирал дверь моей спальни, наверное, почувствовал, что я собираюсь на него напасть. Я попытался быть предельно лояльным, и он ослабил меры предосторожности. Вчера он меня не запер. — Едва заметная усмешка скривила усатое лицо. — Я подкрался к его постели с кочергой — и только тут заметил, что он не дышит! Он лежал без движения, как чурбан, я мог делать с ним все, что захочу… А потом меня как громом поразило! Это существо начало говорить…

Профессор затаил дыхание.

— Звуки были высокие и приглушенные, как будто жестью трут о жесть, металлические и непонятные; моментами — шум и шуршание, как во время настройки радиоприемника.

— Он шевелил губами? — спросил профессор с нескрываемым интересом.

— Нет. Звуки исходили изнутри. Я осторожно расстегнул его рубашку и в районе живота обнаружил вот это… — Доктор залез в карман и вытащил круглый блестящий предмет. Профессор ахнул. В руке доктора блестела металлическая круглая пуговица, точно такая же, какую он оторвал от воротничка Андулки час назад. Круглая металлическая пуговица.

— Остальное ты можешь представить… Он дернулся и затих.

Доктор встал и неуверенной походкой направился к дверям библиотеки.

— Я хотел уберечь тебя от этого зрелища, понимаешь? — бросил он через плечо.

Профессор застонал, но Эмил уже открыл двери. Молча кивнул ему головой и зажег свет.

В библиотеке, на диване, куда час назад они положили девушку, лежало несколько горстей серебристой пыли во вмятинах, оставленных очертаниями тела…

Друзья сидели молча, каждый думал о своем.

Профессор сказал:

— Об этом надо сообщить.

Доктор посмотрел на него с некоторым любопытством.

— И что тебе ответят? Склероз, галлюцинации, бред… нет уж, большое спасибо, — он махнул рукой. — Знаешь, Ен, я иногда думаю, что наша рациональная эпоха как будто бы создана для призраков и вампиров. Никто в них не верит, а кто верит, тот созрел для психиатрической лечебницы. У призраков есть свободное пространство для «рейдов», потому что мы сами изолируем тех, кто о них знает, — он покачал головой. — Нет, об этом никому не расскажешь.

Профессор сжал кулаки.

— Тогда хотя бы уничтожим эту штуку в саду, — почти закричал он.

— Вспомни о Броке, — меланхолично заметил Эмил.

— Боже мой, сколько же этих тварей Оно еще выпустит! Я видел тени, они были похожи на людей… Что Оно хочет?

Доктор закурил и втянул в себя дым. Он смотрел на горящую точку с белым налетом пепла и медленно, как будто бы про себя, заговорил:

— Мы представляем жизнь на других планетах по своему образу и подобию. Космические корабли, роботы, супероружие, силовое поле… Все это — мыльная опера. По сравнению с тем, на что способна живая материя, супермашины — это игрушки для детей. Старый Сванте Арргениус думал об этом…

— Арргениус? Я никогда не слышал о нем.

— Сванте Арргениус — старый скандинавский мечтатель. Он писал, что в пространстве летают микроскопические частички жизни, преодолевая вакуум и смертельное излучение, и ищут… да, ищут, куда бы сложить этот огромный и взрывоопасный груз жизни. Когда они находят подходящую планету, то эмбриональное развитие заканчивается — они мимикрируют под формы, существующие на этой планете. Ты только представь! Послать в пространство микроскопические зародыши собственной жизни, которыми можно управлять световыми вспышками, как радаром, а они движутся, быстрые, как свет, и нематериальные, как электромагнитное поле, — пока не попадут в нужное место. А потом…

Профессор дрожал всем телом. Он видел перед собой загадочные изменчивые тени, фосфоресцирующее нечто, не имеющее ни формы, ни образа. Сколько их попало на Землю? Сколько племянников, племянниц и других родственников бродит по миру и собирает информацию у жителей планеты?.. Как будто издалека он слышал голос Эмила:

— Это биологические машины. Материя, питающаяся собственной энергией и энергией окружающей среды, к которой она может приспособиться. Их, наверное, можно моделировать с помощью энергетики эмоций и воспоминаний, по образам и окружению… Иногда они все же ошибаются, — тихо добавил он.

— Густав?

— Да, Густав был ошибкой. Но только потому, что я все время о нем думал. А теперь представь себе, сколько их, быть может, лежит в сине-зеленых глубинах океанов в виде моллюсков, крабов и другой нечисти, сколько их растет в виде вполне добропорядочных деревьев в лесах и джунглях…

Профессор схватился за голову.

— …Они выходят на связь. Они подают сигналы. Да, — ответил он на удивленный взгляд своего друга, — я думаю, что те, которые их посылают, уже имеют доскональное представление о нашем мире — и чему бы помогло уничтожение одного гнезда, не так ли? — сказал доктор.

— Что же делать?

— Ждать. И наблюдать. Ведь то, с чем мы столкнулись, не они сами. Наверное, это их инструменты, возможно, они просто используют жизнь, витающую во Вселенной, научившись управлять ею. Он задумался и добавил почти с тоской:

— Может быть, они хотя бы чуть-чуть похожи на нас…

На улице, в пещере ночи, что-то треснуло в куче компоста, и еще одна тень слилась с темнотой…