Александр Гейман - Миссия капитана Кэфты

Однако на уровне подсознания эта память жила в каждом и прорывалась в том числе и в подобные сюжеты тамошнего искусства. Да что там искусство — даже все спортивные игры у мускаров состояли как раз в том, чтобы загнать шар в лузу или корзину, — в общем, в какую-нибудь символическую дыру, — а выигрывал, разумеется, тот, кто закидывал в дыру больше мячей.

Но главное состояло даже не в этом — ведь мужские и женские энергии большинства обитателей действительно были не уравновешены, и каждый чисто энергетически так или иначе ощущал некоторую ущербность, а это не могло не толкать его к поиску недостающего. Другое дело, что, сообразно программам врожденным и внедренным, выправлять этот дисбаланс пытались исключительно внешним образом — недостающее мужское получить через союз с мужчиной и наоборот, а управлять внутренним течением своей энергии мускары даже не пытались. Ну почему же, Ги, у них были духовные практики и учителя. Иные, например, описывали все сказанное почти что теми же словами. И даже достигали освобождения от произвола чужих. Но были и другие духовные учителя. Такие, которые учили, что Верховное существо, Бог, обожает, когда ради него убивают много людей. Один такой наставник, к примеру, подстрекал своих последователей обматываться взрывчаткой и подрывать вместе с собой как можно больше народу, а для этого требовалось застать их врасплох — придти в какое-нибудь многолюдное место, в кафе или на вокзал, и всех поубивать вместе с собой — да, да, и детей, и женщин, всех без разбору, — чем больше, тем лучше, так учил тот, кого мускары именовали духовным вождем. Нет, Эко, его не помещали в психолечебницу и не макали головой вниз в яму с нечистотами. Его считали святым и поклонялись почти что как Богу — те самые мускары, которых он сотнями отправлял крошить людей на мясо. Интересно, что в делах обычных мускаров убийство себе подобных считалось за преступление и великий грех, и казалось бы, если ради суетных человеческих целей запрещено смертоубийство, то уж для целей божеских, высоких и чистых, оно и вовсе исключается, но дело в том, что в этом обитаемом мире мышление было крайне извращено, и сплошь и рядом происходящее объяснялось с точностью до наоборот.

Вот и подобное учение считали не сатанинским, а духовным, великого подлеца зачисляли в пророки, а послушных ему трусов называли воинами, которые поражают врагов к вящей славе Господней. Дело даже не в том, что мускары друг другу нарочно лгали — сам их разум был крайне лжив, и лживое мышление было явлением повсеместным ну да, своего рода сумасшествием оно и являлось, а считалось, конечно, — по законам сумасшествия — вполне нормальным.

Вообще, как убедился капитан Кэфта, мускарам очень нравилось поставить над собой какого-нибудь людоеда, и чем больше он их угнетал и убивал, чем к большему пресмыкательству приводил своих подданных и подчиненных, тем больше он ими прославлялся. Раболепствующим мускарам это давало возможность считать своего людоеда великим, а его величие переносить на самих себя. Причиной тому служила всё та же встройка, агент самомнения, ведь ее оборотной стороной было великое одиночество — каждый был вынужден отделять и выделять себя среди прочих, но поступая так, он оказывался один среди всех и один против всех. А вместе с этим одиночеством он страдал еще и от сознания своей малости и ничтожности, ведь как мускар ни тешил себя мнимыми достижениями, он не мог не видеть, что против огромного мира он букашка и песчинка, жизнь его длится какие-то мгновения, а сам он никому не нужен и никем не любим. Когда же такой мускар с толпой себе подобных оказывался — вместе с остальными — в порабощении у людоеда, то чувствовал хотя бы какое-то подобие общности, — ну, как же, ведь он такой был уже не один, и в чем большем ничтожестве находился сам, тем более великим ему казался его людоед, а это позволяло забыть свою собственную мгновенность и ничтожность, потому что, не сознавая того, мускар-букашка в глубине души отождествлял себя с людоедом и ставил на его место.

Разумеется, кроме этих моментов осознания, а точнее — подсознания, свою роль играл и оборот энергии, запущенный в общественной жизни мускаров. Как уже было сказано, социальность мускаров представляла собой этакое сверх-групповое совокупление, и в тирании верховного людоеда вполне отчетливо прослеживался аспект сексуального обладания. На плане коллективной энергетики верховный людоед

— правда, не в одиночку — действительно, как принято говорить, имел своих подданных. Однако наскоро обследовав обитаемый мир, капитан Кэфта не обнаружил своего брата среди тиранов и правителей различных государств — оно и понятно, Куфта был слишком осторожен, чтобы так легко засветиться. Впрочем, свое он мог получить и иначе, находясь в любой точке и скрываясь за личиной любого из мускаров. Способов у него было предостаточно — ведь в отношениях вышестоящих и нижестоящих почти всегда имело место нечто подобное, и недаром в обществе мускаров считалась неприличной тема так называемых половых извращений, а именно

— однополых сексуальных отношений, а еще точнее, тема именно мужского гомосексуализма — но при всем том, эта же тема была и наиболее популярна — например, в качестве предмета шуток или телевизионных обсуждений.

Вместе с тем, основой оборота коллективной энергии был все ж таки вовсе не однополый секс, — главным источником, генератором социального электричества были, конечно, мискары, женщины. Не только в переносном, а в прямом смысле они подпитывали, заряжали своих мужчин и в целом — энергетически содержали все общество мускаров. А поскольку сознание обитаемого мира, как уже отмечалось, было полностью перевернуто, не удивительно, что при всем том именно мискары считались слабым полом и — опять же, по закону "с точностью до наоборот" — ревностно защищали свое собственное порабощение. И естественно — естественно для общества противоестественности, наиболее неистово они это делали как раз в странах наиболее тиранических, там, где верховный людоед проявлял свое людоедство и верховенство наиболее грубо, хищно и полновесно. Вот там они собирались на всякие шествия и массовые мероприятия и вместе с подростками — другой наиболее энергичной частью общества — визжа и беснуясь оплевывали изображения тех, кого верховный людоед назначил во враги их народа, — а если врагов удавалось заполучить не символических, а живых, во плоти и крови, то заходило и дальше — бывало, что рвали и на клочья. Такое же иногда случалось во время разных смут и волнений, когда власть верховного начальника почему-либо прекращалась, и стихия общественного Эроса выявляла себя в саморазрушении, устремляясь на уничтожение врагов внутренних.