Николай Коротеев - «Мир Приключений» 1977 (№22)

— Так что же апа говорит?

— Моя мать и жена Дердеш-мергена не верят, будто он где-то здесь находится. Не хотят верить.

— Не хотят верить?

— Перешел бы он границу — обязательно появился бы дома. Сыновей увидеть постарался. Совсем не видел он их. И если бы оказался в здешних краях, непременно пришел их проведать. Одиннадцать лет он в разлуке с родными. Вот поэтому моя мать и жена Дердеш-мергена не верят, будто он где-то здесь.

Глаза Абдуллы были чисты и ясны, не мог врать человек с таким взглядом. Много к тому времени довелось повидать мне разных людей, сотни пар глаз смотрели на меня, пытаясь прочитать по моему виду, верю я им или нет. Разные то были глаза, и взгляды разные: узкие щелочки, утонувшие в жирных щеках; холодные и немигающие, словно змеиные; мутноватые от ненависти; тупые и испуганные — у обманутых и оболганных… Сколько глаз!

И еще: когда на карту поставлены жизнь и свобода, очень редко кто из людей может или умеет притворяться. А когда, где и у кого молодой парень-бедняк мог бы научиться так нагло лгать?

— Как же так получилось, что своего дядю ты не знаешь? — все-таки спросил я. — Когда его увезли, тебе шесть лет было…

— Мы с матерью уж потом помогать тетке приехали. Тогда двойняшки уж родились. Мы помогать им приехали. Вот жили и помогали…

— Чем же вы кормитесь?

— В колхозе работаем, тем и кормимся. Я после занятий в школе тоже в колхозе работаю. Куда пошлют, то и делаю. Говорят, хорошо делаю, нам еду дают.

— А как ты учишься?

— Хорошо учусь. Мне двенадцать человек взрослых отстающих дали, поручили. Помогаю им ликвидировать неграмотность.

Признаться честно, тогда у меня никакой мысли не было, чтоб с помощью Абдуллы установить связь с Дердеш-мергеном, если он действительно перешел границу и находится на территории республики. Хотелось восстановить справедливость. Неправильно отнеслись к Абдулле односельчане. Ведь, можно сказать, на глазах у дехкан басмачи уволокли связанного Дердеш-мергена. Едва справились с ним десятеро джигитов курбаши Джаныбека, под дулами маузеров угнали кузнеца, грозили прикончить беременную жену. И подмоги Дердеш-мергену ждать было неоткуда. Отряда-то самообороны в аиле тогда не существовало.

В тот же вечер побеседовал я с коммунистами и комсомольцами села. Потом разобрался с делом Абдуллы в райкоме. Приняли Джумалиева в комсомол. А через две недели секретарь сельской ячейки ушел добровольцем в армию, молодежь избрала Абдуллу своим вожаком. И уж по традиции стал Абдулла командиром легкого кавалерийского отряда односельчан.

Сблизился я с парнем, нравился он день ото дня все больше, доверие к нему стало полным.

И постепенно созрела у меня мысль — наладить связь с Дердеш-мергеном, проверить, что же это за человек — «правая рука» курбаши по оружейному делу. Смирился ли честный человек со своей судьбой пленника, или источилась его совесть за одиннадцать лет жизни в холе и достатке — за пазухой у хитроумного Джаныбек-казы.

То, что сам Дердеш-мерген добровольно не явится с повинной, мне было ясно. Издай хоть десять законов, в которых будет сказано, что пришедшие с повинной будут помилованы, приведи десятки примеров, не убедишь: увидят в этом западню, ловушку.

С тем, кто не верит в человечность и благородство, нужно личное общение, нужен контакт. Только тогда услышанное от кого-то перестанет быть отвлеченностью, и то еще, может быть, не до конца и не сразу. А как установить контакт? Каким образом встретиться на равных с человеком, который считает себя преступником, а тебя судьей, или еще хуже — смертельным врагом, от которого его может избавить лишь твоя смерть? И все-таки такую связь с Дердеш-мергеном установить было необходимо, считая шансы «за» и «против» равными. В случае удачи — торжествовала справедливость. А разве не за правду и лучшую жизнь для дехкан боролись мы? Стоило рисковать еще потому, что в случае успеха мы лишали одну из крупных банд возможности вести борьбу. Нищий Джаныбек-казы уже не курбаши. Вся сила его в том, что он может платить, давать оружие, кормить. Отними у него эту силу — и Джаныбек-казы не стоит и верблюжьего плевка.

Новых сведений о пребывании Дердеш-мергена в урочище не поступало. Патрули не находили следов его присутствия. Там будто призрак, а не человек обитал среди неприступных скал. А каждый прошедший день грозил одним: могло прийти сообщение, что Дердеш-мерген и Осман-Савай, выполнив поручение, возвратились за границу, в Старый Аксу, и принесли Джаныбеку деньги на покупку оружия. Тогда дехкане надолго потеряли бы покой от новых набегов басмачей, а мы, возможно, навсегда утратили возможность найти тайную сокровищницу курбаши. Кто помешал бы Джаныбеку разделаться с Дердеш-мергеном, решив, что тот слишком много знает?

Я отправился в Ош и доложил обо всем передуманном своему начальству. Товарищи согласились, что мне надо непременно увидеть Дердеша. Вернувшись в райцентр, принялся за дело.

Абдулла Джумабаев, которого я пригласил, не замедлил явиться на вызов. Он сел на табуретку верхом, словно в седло, а каблуками зацепился за планки внизу, будто ноги в стремена сунул.

— Слушаю вас, начальник.

Вынув из стола пиалы, я плеснул в них чай, не наполнив и на четверть: то был и знак уважения к собеседнику, и своеобразный намек на то, что разговор предстоит не короткий. Таков в народе обычай: полную пиалу наливают гостю, от которого хотят поскорее избавиться: «Пей да проваливай!», а тому, кому рады, лишь плеснут, покрыв дно. И хитрая поговорка есть на этот счет: мудрость на дне пиалы. Наливая чай, задают и вопрос, а ты не торопись пить, но и не медли с ответом.

— Скажи, пожалуйста, Абдулла, ты веришь, что Дердеш-мерген непременно придет к детям, если представится такая возможность?

Пиала задержалась у самых губ Абдуллы. Он отхлебнул совсем маленький глоточек. Потом еще, и глаз его я не видел. Сделав еще глоток, парень степенно сказал:

— Моя мать в это верит. Жена мергена в это верит. Другие люди уже сомневаются в слухах, будто Дердеш-мерген рядом, а к семье не зашел, не проведал своих сыновей. Он же их не видел. Ни одним глазом не видел! Будь я на его месте, то обязательно сумел бы повидать сыновей. Иначе, что скажут они об отце? Плохо скажут. Поэтому я верю: пришел бы Дердеш-мерген.

— А если не страх удерживает Дердеш-мергена? Если не столько страх быть пойманным, сколько совесть?

— Совесть удерживает Дергеш-мергена? — задумчиво повторил за мной Абдулла. — Совесть… Смеет ли он, человек, пусть невольно, не по своему желанию, связанный с кровавыми делами басмачей, явиться в свой дом и ласкать своих детей?.. — Абдулла отпил последний глоток и машинально передал мне пиалу.