Виктор Колупаев - Зачем жил человек

- Я прочел ваши стихи, - сказал наконец Пионов. - И нисколько не преувеличу, если скажу, что написаны они здорово.

У Чеснокова почему-то упало сердце.

- Я сам поэт, - продолжал Пионов. - Скоро в Западно-Сибирском издательстве выйдет мой сборничек. Я знаю, что говорю. Написано у вас талантливо. Когда вы их написали?

- С июня по август, - внутренне холодея, ответил Чесноков. Что-то в голосе Пионова говорило ему, что со стихами дело дрянь. Не напечатают. Ни при каких условиях не напечатают. - Три месяца. Недели две как закончил.

- А как бы вы назвали весь цикл, если бы это понадобилось?

В небольшой комнате клубами висел дым. Кто-то пытался знаками вызвать Пионова в коридор, но тот только крикнул: "Закройте дверь! Я занят, не видите, что ли?"

- Я назвал бы его "Удивление".

- Странно, - прошептал Пионов. - Очень странно.

- А что случилось? - спросил Чесноков.

- Вы никому не показывали свои стихи? - не отвечая на вопрос, в свою очередь, спросил Пионов. - Друзьям? Знакомым?

- Нет. Мне и в голову не приходило.

- Странно. А слышать или видеть их раньше у кого-нибудь... Впрочем, расскажу все. Меня, как я уже говорил, взволновали ваши стихи. Я сделал подборку. У нас есть такая рубрика - "Молодые голоса". Тимофей Федорович тоже одобрил. И тут к нам зашел Серегин. Знаете такого поэта? Нашего сибирского?

- Знаю, - кивнул головой Чесноков. - Читал.

- Он у нас бывает часто. Читает все, что мы готовим в набор. Правит иногда. Он прочитал ваши стихи и сказал... что это его стихи... Вот так.

- Как его? - одними губами спросил Чесноков.

- Он будет здесь с минуты на минуту. Я пригласил его. Понимаете, редакция должна разобраться. Мы не имеем права попадать в глупое положение.

- Это мои стихи, - прошептал Чесноков.

- И поэт-то он так себе, бездарность, - словно не слыша Чеснокова, сказал Пионов. - А вот, поди ж ты, выпустил уже четыре книжки. Все серость невероятная. А тут сразу такой фейерверк... Он уже отослал рукопись в издательство. И там ее приняли. И название то же - "Удивление". Понимаете, какая петрушка получается?

Пионов встал из-за стола и принялся расхаживать по комнате, постукивая кулаком в раскрытую ладонь и что-то рассеянно напевая.

- Насколько я понимаю, - сказал вдруг осевшим голосом Чесноков, - меня обвиняют в воровстве...

- Что вы, что вы! - заволновался Пионов. - Я никого не обвиняю. Редакция просто должна разобраться. И кроме того... Серегин уже признанный поэт. У него летом, по его словам, был приступ вдохновения.

- Это мои стихи, - твердо сказал Чесноков.

Дверь отворилась, и в комнату уверенно, как в собственную квартиру, вошел человек средних лет с портфелем.

- Привет, Гриша, - привычно приветствовал он Пионова. - Сергей Серегин, - протянул он руку Чеснокову. Тот неуклюже поднялся, держась одной рукой за спинку стула.

- Чесноков.

- Вот как! Лю-бо-пыт-но!

На протяжении последующих пятнадцати минут Чесноков молчал. Говорил Серегин. Он бросил на стол кипу листов, исписанных чернилами и отпечатанных на машинке, и начал подробно рассказывать о том, как на него после полугодового перерыва снизошло вдохновение, как им овладела радость поэтических открытий, уверенность, что он оставит важную веху в поэзии.

- Вот, все тут. Адский труд, бессонные ночи, тонны бумаги. На каждом листе дата. Можно проследить, как рождались эти стихи. К счастью, я не уничтожаю черновиков. Вот доказательства, что это все мое. В издательстве почти приняли. Скоро договор... И в Союз писателей не сегодня-завтра примут. А у вас, у вас есть черновики с датами?

- Черновики у Анечки, - сказал Чесноков.

- У Анечкина? - насторожился Серегин. - Не знаю такого.

- У Анечки! - заорал Чесноков. - У моей жены! В голове! Понимаете!

- Так, так, так. Понимаю, - радостно проговорил Серегин. - Значит, черновиков нет? И что же вас заставило...

- Во всяком случае не веха...

- Какая веха?

- Важная веха в поэзии. Вы же сами это сказали. Я писал, потому что не мог не писать.

В комнату вошел редактор и скромненько устроился в углу на трехногом стуле.

- Что же делать? - с нескрываемым отчаянием в голосе спросил Пионов.

- Во всяком случае, в газете ничего не помещать, - подсказал Серегин.

- Это и так ясно, - буркнул Пионов. - Дальше что?

- Плагиат! Я этого так не оставлю. Я судиться буду!

- А вы будете отстаивать свои права? - спросил Пионов у Чеснокова.

- Судиться, что ли? - ответил Чесноков. - Вряд ли. Ведь у меня нет черновиков.

"Эх, бедняга, - подумал редактор. - Не в черновиках дело. В человеке".

- Я вам заявляю со всей ответственностью! - неизвестно к кому обращаясь, кричал Серегин.

Чесноков неуклюже встал, пробормотал: "До свиданья!" - и пошел к выходу.

- Вы уходите?! - крикнул ему Пионов. - Приносите еще что-нибудь. Можно и по одному стихотворению.

- Я застолбил этот участок поэзии и никому не позволю! - все еще кричал Серегин.

"О-хо-хо, - подумал главный редактор. - Не в поэзии, а под солнышком, чтоб теплее и сытнее, ты хочешь застолбить участок. И не попрешь тебя. По судам затаскаешь!"

- Вы заходите, Владимир, - еще раз крикнул Пионов.

Чесноков осторожно прикрыл дверь и, сгорбившись, вышел на улицу.

5

Моросил дождь. Сентябрь. Пакостно на душе.

Чесноков побродил по Университетской роще, стараясь ни о чем не думать. Небо вскоре прояснилось. В сентябре дожди еще не идут неделями.

Когда он открыл дверь квартиры, Анечка была уже дома. И как он ни старался казаться спокойным, она сразу же заметила, что произошло что-то нехорошее. Она умоляюще взглянула на него, но он только покачал головой, и тогда она не стала его ни о чем спрашивать. Он сам подошел к ней, погладил волосы, приподнял ее голову за подбородок, грустно улыбнулся и все рассказал. Она ни разу не перебила его, только глаза ее то расширялись, то сужались.

- Но ведь ты же не думаешь, что он каким-то образом присвоил твои стихи? - спросила она, когда он закончил. И голос ее был чуть-чуть испуганным.

- Конечно, нет, Анечка, - ответил он. - Это просто нелепое совпадение. Грустно.

И тогда она заплакала, а он не просил ее успокоиться - знал, что этого нельзя делать.

В дверь позвонили. Это оказался сосед Кондратюк.

- Мне бы рублишко разменять, - сказал он.

- Проходи, - предложил Чесноков.

Кондратюк прошел в комнату, увидел заплаканное лицо Ани и спросил:

- Что у вас тут происходит? Похороны, что ли?

Чесноков не умел лгать и в двух словах рассказал соседу о случившемся.

- О, да ты, оказывается, в поэты метишь!

- Никуда я не мечу, - ответил Чесноков.

- Не скромничай, не скромничай. При, если есть возможность. Там платят здорово. Вот поэтому туда все и лезут.