Ольга Онойко - Дикий Порт (Райские птицы)

Сейчас Счастливчик хотел безнаказанно поиздеваться.

«Это Венди его достала», — решил первый пилот.

— Не надо, — сказал он буднично.

— Чего? — удивился Лакки.

— Ну вот побьёшь ты Патрика, — предположил Маунг. — Ляжет он в медотсек. А у нас бой, насильственная стыковка. Упаси удача. И финал всем, Джек.

— Умный ты, Маунг, — сказал Лакки.

— Есть немного, — смиренно отвечал пилот.

Кхин читал выложенные в общий доступ отчёты военных ксенологов. Судя по ним, общение с пленными ррит во многом напоминало его попытки совладать с Лакки.

— Ну ладно, — сказал Джек. — Пойду, убью кого-нибудь.

На самом деле у него просто кончилась морковь.

Кхин проводил Лэнгсона взглядом. Когда двери за его спиной сошлись, Патрик издал тихий стон.

— Заткнись, — сквозь зубы велел Маунг.

— Удачу залапал, — почти всхлипнул Патрик. — Ну зачем, зачем мы его пустили?

— А как бы ты его не пустил? — хмуро спросил Кхин. — У него красный маркер.

Патрик беззвучно сплюнул.

Маунг вздохнул и отвернулся к мёртвому монитору. Лучше не думать о возможных последствиях. В конце концов, из колеса сансары ему ещё долго не вырваться. Это тело — лишь одно из многих.

Ракетоносный фрегат «Миннесота» покидал сектор KLJ-58/8. За кормой оставалась планета того же номера, единственная в секторе пригодная для жизни. Месяц стандартного времени назад там располагалась колония, по документам — с «большим потенциалом». До войны планета претендовала на звание Терры-4. Она и сейчас могла бы претендовать, — изобильная водой, с прекрасным климатом, — но вот потенциала не было, потому что колония кончилась.

Маунг Маунг Кхин, первый пилот, вернулся к созерцанию идама в окне-мониторе. Неожиданно для себя он задумался о погибшей удаче рейса, и было это очень неприятно. Кхин не чувствовал себя готовым к перерождению. Тогда он подумал о ещё одной удаче, которой Авалокитешвара в своём невероятном милосердии осенил «Миннесоту», и немного успокоился. К последнему оружию нельзя обращаться попусту, по мелочи, но если перед кораблём и впрямь поднимется смерть, то ей противостанет она. С тем Кхин закрыл глаза и обратился мыслями к «Сутре сердца».

Патрик О’Доннелл, второй пилот, по-прежнему мучился предчувствиями. Бесстрастный сосед окончательно ушёл в себя. Маунга Патрик уважал так, как мало кого на свете, даже больше, чем капитана и маму, и если бы первый смилостивился, сказал что-нибудь успокаивающее, так О’Доннелл и сам бы посмеялся над дурной приметой. Но Маунг молчал. Второй помялся в кресле, запустил вне расписания проверку доступной сканерам зоны и принял, наконец, решение: отправился жаловаться капитану.

Джек Лэнгсон, командир приписанного к «Миннесоте» взвода космопехотинцев, шагал по центральному коридору к жилым отсекам.

Капитан корабля, Ано Карреру, писал рапорт. Ему только предстояло услышать от второго пилота дурную новость, поэтому сейчас на сердце у него было легко. Всё прошло спокойно, насколько может быть спокойной эвакуация вырезанной рритскими войсками колонии. Карреру остался бы безразличным к гибели всех на свете колоний: он не был плохим, бесчувственным человеком, но его волновало лишь то, что непосредственно принадлежало ему. Судно, экипаж, семья на Земле. Тем, кто попадал в категорию собственности, жилось как за каменной стеной — ради них капитан Карреру готов был расшибиться в прах.

Старший офицер Морески спал.

В медицинском отсеке стояло тихое жужжание: моющий аппарат ездил по полу, разворачивался, тыкался в углы. Сама корабельная медичка вытирала пыль, сквозь баюкающий ровный звук следя за дыханием единственного пациента. Паренёк лежал без движения, приоткрыв губы. Глядел в потолок. Стимвит-Х пришлось вводить внутривенно. Подходить к мальчику с иголкой очень не хотелось, но он просто не в состоянии был ничего проглотить. Как будто отключился рефлекс.

Ничего особенного.

Шок.

Он насмотрелся особенного, этот Тери Уивинг. Должно быть, Тери: он не мог выговорить ни слова, не отвечал жестами, и писать, когда ему дали планшет, тоже не стал. Пришлось проверить списки жителей колонии, они же теперь — списки погибших. Уивинг единственный подходил по возрасту.

Медичка подошла к раковине, сполоснула тряпку и вымыла руки. Скользнула взглядом по зеркалу, поправила волосы и с неудовольствием подумала, что левый глаз всё ещё заметно красный. Вспомнила, что ещё можно закапать, но ни рецимина, ни ферона-Т в её аптеке не хранилось. Всё необходимое, ничего чудодейственного.

Смарт-пылесосик отъехал к себе на место и умолк. Медичка прошла в пустой лазарет, села на одну из коек, затянутую целлофаном. У неё была своя каюта, как у офицеров — сущий ящик рядом с рабочим местом, отгороженный листом пластика, — но туда не хотелось. Тери Уивинг едва слышно дышал через рот. Женщина посмотрела на пальцы его правой, видимой руки: если только скомкал простыню, хотя бы взялся за неё… не было даже тремора.

Сквозь полуоткрытую дверь сладко-черешнево темнела гитара. Наклейки на передней деке, крепления под ленту, чтобы играть стоя; ласковый хозяйский взгляд замер на выгибе обечайки. Женщина облизала губы, точно сражаясь с соблазном. Вздрогнула, резко выдохнула. Отвернулась.

У неё были маленькие тонкопалые руки, похожие на двух паучков.

От входной двери раздалось покашливание. Оно пыталось казаться деликатным, но выходило непохоже.

Медичка встрепенулась.

— Да?

— Айфиджениа? — начали неуверенно. Не потому, что смущались, а потому, что казарменная глотка не приноровлялась сходу к стерильной тишине лазарета.

— Джек?

В ответ ввалился Лэнгсон. Его появление изменило структуру пространства: медотсек стал очень маленьким и очень тесным. Хозяйке он был по размеру, а гостю жал.

Айфиджениа улыбнулась.

— Привет, — сказали ей. Медичка машинально скользнула взглядом по келоидным рубцам на лице Джека и в очередной раз нелестно подумала про того, кто это шил. Разгладит теперь, конечно, только хирург. Могли и не уродовать так человека… Щетина у Лэнгсона росла в разные стороны, как дикая трава.

И впридачу — тик, подавленный чудовищным усилием воли. Айфиджениа подмечала профессиональным взглядом: левая бровь и скула, и, должно быть, уголок губ, растянутых в постоянной ухмылке.

— Я узнать зашёл, — продолжал Джек. — Как она, работает? — Голос прозвучал гулко, как из бочки, потому что в этот момент Лэнгсон, скрючившись в три погибели, озирал заднюю стенку диагност-камеры и наполовину влез между ней и стеной.

— Вроде, да.