Евгений Гаркушев - Выше времени

— Простите, не расслышал вашего имени?

Молодой человек едва заметно прищурился.

— Я и не называл его. Просто Дипломатор. Сейчас я отрекся от своего имени. Имя способно ввести собеседника в заблуждение. Представься я вам сейчас, к примеру, Николаем Давыдовым, вы бы сформировали в своем сознании какой-то образ, не соответствующий действительности, увидели бы меня не таким, какой я есть на самом деле, а таким, каким вам удобнее меня видеть. И мы потеряли бы драгоценное время. А каждую секунду нашей бесконечной жизни мы должны использовать максимально эффективно и эстетично. Ведь если времени у нас много — это ведь не значит, что мы должны его убивать?

При всей бредовости речи Дипломатора, излагал он складно. Проглядывалось хорошее образование, и видно было, что прочел в жизни несколько умных книг.

На душе стало тоскливо. Почему, как только познакомишься с интересным человеком, с которым приятно поговорить, выясняется, что он или негодяй, или сумасшедший? Встречаются, конечно, исключения, но как правило, яркими бывают именно ненормальные люди. А лица с общественно-приемлемым поведением не настолько интересны.

— Вы совершенно напрасно считаете, что я сумасшедший, — заявил Дипломатор. — Мое поведение и заявление странны только для вас. Если я буду общаться с кем-то еще, он не увидит ничего особенного.

Для меня, несомненно, было большим счастьем узнать, что безумие этого человека направлено непосредственно на меня. Что меня он выбрал в качестве объекта для изложения своих идей. Но если он и правда сумасшедший, откуда этот костюм, дорогой телефон? Хотя, если даже полудурки типа Толика-боксера сколачивают состояние, то умный человек с легкими психическими отклонениями, которые еще и тщательно замаскированы, имеет все шансы на успех.

— Вижу, вам тяжело, — участливо заметил между тем Дипломатор. — Но это пройдет! Понимаете, если уж я смог до вас достучаться — это значит, что вы созрели. И можете решить все свои проблемы. Абсолютно все!

Я отставил в сторону чашку с кофе. Горячий напиток не прочищал мозги, но делал окружающую обстановку еще более нереальной. Зачем я здесь сижу? Зачем разговариваю с этим человеком?

— Пожалуй, пойду. Спасибо за кофе.

— Сидите, — приказал молодой человек. — Ваша беда, — которая и не беда вовсе — сделала вас восприимчивее. Вы смогли услышать меня. Когда это удастся следующий раз — не знаю. А сами будете долго еще спотыкаться… По большому счету, какое мне дело? Попадете в ад, в чистилище… Да ведь выберетесь оттуда рано или поздно!

На меня нахлынул приступ веселья — разгадка тайны оказалась простой. Дипломатор — религиозный проповедник! Так называется его должность. Ну, не должность, а звание, или что-то там еще. Как пресвитер. Или дьячок. Агитатор, в конце концов.

— Зря смеетесь, — холодно проговорил молодой человек. — Вот хотите, сейчас здесь зазвучит любая музыка? По вашему выбору?

Дошла очередь и до чудес! Молодцы ребята! Хорошо охмуряют паству. Не иначе, подкупили обслуживающий персонал кафе, установили под стойкой бара музыкальный центр с чейнджером лазерных дисков, и сейчас ждут, что я закажу. Стоит только предложить песню — и бармен шустро выберет нужный диск, поставит нужную дорожку. И маленькое чудо свершится.

Стоит подумать, чего же у них нет? Диск с популярной классикой должны предусмотреть. С популярными песнями — тем более. С роком — наверняка. Музыка из мультфильмов — а почему бы и нет? Любому кажется, что до этого уж точно не додумаются. Но достаточно провести небольшой соцопрос, чтобы выяснить предпочтения публики. И бить если не стопроцентно, то с девяностопроцентным попаданием.

— Демис Русос, — предложил я после некоторого размышления вариант, который ничего не доказывал.

Колонки над стойкой крякнули, зашипели, и Демис Русос, словно насмехаясь надо мной, затянул: «Гуд бай, май лав, гуд бай».

— Удачно, — кивнул я.

— Знаете, как мне это удалось? — поинтересовался Дипломатор.

— Дело нехитрое. Музыкальный центр под стойкой спрятать — это легко и не слишком оригинально. Бармена подкупить и того проще.

— Зачем?

— Полагаю, вы мне расскажете.

— Да рассказывать-то нечего, — улыбнулся Дипломатор. — Ничего я никуда не прятал. Просто я захотел, чтобы зазвучала какая-нибудь песня Демиса Руссоса — в проигрывателе и оказался нужный диск. Даже не я захотел, а вы захотели.

— Ничего это не доказывает…

— Конечно. Хотите, я опять стану бомжом? — совершенно просто спросил Дипломатор. — Вы ведь поняли, что давешний бомж — я? Что мне вы дали пять рублей? Вот они, — молодой человек продемонстрировал «пятерку». — Рука дающего не оскудеет.

— Такие подозрения у меня были, — не стал возражать я, еще раз взглянув в почти бесцветные, с зеленоватым оттенком глаза. — И кто вы? Порученец дьявола? Или он сам? Такие штучки не под силу человеку.

— Так я ведь и не говорил, что я человек. Я Дипломатор. Причем, практически силой вторгшийся в ваш мир.

— Вы, стало быть, из другого мира? Инопланетянин?

— Отнюдь. Скажем так: я — не порождение вашего сознания. А реально существующая личность. Вы ведь изучали труды Лейбница?

— Лейбница? — переспросил я.

Упоминание немецкого философа почему-то поставило меня в тупик. Это было еще похлеще, чем разговоры о времени, которое нужно проводить с пользой, аде и чистилище, и появления песни Демиса Руссоса в качестве звукового сопровождения нашей беседы. Кафе и темное пиво — отдельно, Лейбниц — отдельно…

— Готфрида Вильгельма Лейбница. Автора «Монадологии».

Я откинулся в пластиковом кресле.

— Изучал — громко сказано. «Монадология» входила в университетскую программу.

— Понятие монады вам известно?

— С окнами или без окон[1]?

Дипломатор рассмеялся.

— Выходит, известно. Вы никогда не считали, что Лейбниц наиболее близко подошел к разрешению вопроса о принципах существования мира и человека? К вопросу о душе?

— В чем же?

— В том, что любой человек — самодостаточная система. Что мир вокруг просто-напросто ему снится. Что человек управляет всеми своими поступками, восприятием и ощущениями.

— Субъективный идеализм, — пожал плечами я.

— Не совсем. Я ведь не говорю, что существуете только вы, — улыбнулся Дипломатор. — Я вот тоже существую. Мыслю — следовательно, существую… Но вы сами не можете наверняка знать, существую я или нет.

Пожалуй, мы стали говорить слишком громко. Пожилые дамы, сидевшие за столиком неподалеку, обернулись в нашу сторону.

— Давайте погуляем, — предложил Дипломатор. — На улице на нас будут обращать меньше внимания.