Ричард Матесон - Потерялась маленькая девочка

На этот раз ее нашел я.

Под телевизором.

Все мы упали на колени и принялись слушать. Пока мы стояли там, я услышал, как она что-то бормочет себе самой и ворочается во сне.

— Моя кукла, — пробормотала она.

— Тина!

Я обхватил трясущуюся Рут руками и попытался успокоить. Безуспешно. Я и сам ощущал, как сжимается горло и сердце бьется в груди медленно и тяжело. Мои руки дрожали у нее на спине, скользкие от пота.

— Ради бога, что же это? — спрашивала Рут, но обращалась она не к нам.

Билл помог мне довести ее до стула рядом с проигрывателем. Потом он принялся топтаться по ковру, яростно вгрызаясь в собственный кулак; я часто видел его таким, когда он бился над какой-нибудь сложной задачей.

Он поднял голову, начал что-то говорить, затем передумал и повернулся к двери.

— Я впущу пса, — сказал Билл. — Он с ума сходит.

— У тебя есть хоть какое-то предположение, что с ней произошло? — спросил я.

— Билл?.. — взмолилась Рут.

— Мне кажется, — сказал Билл, — она в другом измерении.

И он открыл балконную дверь.

То, что произошло потом, произошло так быстро, что мы никак не могли это предотвратить.

Мак с гавканьем ворвался в комнату и тут же кинулся к креслу.

— Он знает! — воскликнул Билл и кинулся вслед за собакой.

В одну секунду Мак оказался под креслом, мотая ушами, скребя лапами и виляя хвостом. А в следующую он исчез: раз — и все. Растворился. Мы втроем застыли, разинув рты.

Потом я услышал голос Билла:

— Ну да. Да!

— Что «да»? — Не знаю, в каком состоянии я пребывал к этому моменту.

— Она в другом измерении.

— О чем ты? — переспросил я встревоженным, почти рассерженным голосом. Не каждый день слышишь подобные речи.

— Сядь, — велел он.

— Сесть? Разве это все, что мы можем сделать?

Билл бросил встревоженный взгляд на Рут. Она, казалось, знала, что он ответит.

— Если я прав, то да, — прозвучал ответ.

Я упал в кресло.

— Билл, — сказал я. Просто произнес его имя.

— Дружище, — он беспомощно развел руками, — все это застало меня врасплох, как и вас. Даже не знаю, прав ли я или нет, но ничего иного в голову попросту не приходит. Я считаю, что каким-то непостижимым образом Тина попала в другое измерение, наверное, четвертое. Мак почувствовал это и последовая за ней. Но как именно они туда попали? Не знаю. Вы, как и я, были под креслом. Ничего не заметили?

Я посмотрел на него, и он понял мой ответ.

— Другое… измерение? — переспросила Рут.

Голосом матери, которой только что сообщили, что она потеряла своего ребенка навсегда.

Билл заметался по комнате, ударяя в ладонь левой руки кулаком.

— Черт, черт, — бормотал он. — Как такое возможно?

И пока мы сидели в застывших позах и вполуха слушали его, а в основном старались уловить дыхание нашего ребенка, он говорил. Говорил на самом деле не нам. Самому себе. Пытался рассмотреть задачу со всех сторон.

— Одномерное пространство, линия, — тараторил он. — Двухмерное пространство, бесконечное число линий, бесконечное число одномерных пространств. Трехмерное пространство — это бесконечное множество плоскостей — бесконечное число двухмерных пространств. Теперь к основополагающему фактору… основополагающий фактор…

Он рубанул по воздуху рукой и поднял глаза к потолку. Потом начал все сначала, на этот раз медленнее.

— Каждая точка каждого измерения является участком линии в следующем, более сложном измерении. Все точки линии являются участками перпендикуляра, который превращает эту линию в плоскость. Все точки плоскости являются срезами перпендикуляров, образующими сплошную поверхность. Это значит, что в третьем измерении…

— Билл, ради всего святого! — не выдержала Рут. — Можем мы что-нибудь сделать? Моя дочь… она пропала.

Билл потерял мысль. Он покачал головой.

— Рут, я не…

Здесь я встал, снова подошел к креслу и заглянул вниз. Я обязан был ее найти! Я ощупывал, я искал. Я прислушивался, пока в ушах не зазвенело. Ничего.

И вдруг я дернулся и ударился затылком — прямо мне в ухо залаял Мак.

Билл бросился к креслу и опустился рядом со мной, его дыхание участилось.

— Господи, — произнес он почти с яростью, — из всех мест в этом проклятом мире…

— Если… вход здесь, — недоумевал я, — почему же мы слышим ее по всей комнате?

— Ну, если она ушла за пределы третьего измерения и полностью находится в четвертом, тогда для нас каждое ее движение кажется растянутым на все пространство. На самом деле она находится в одной точке четвертого измерения, но для нас…

Он осекся.

Опять заскулил Мак. Но, что было важнее, мы снова услышали Тину. Совсем рядом.

— Он притащил ее обратно! — воскликнул Билл. — Вот молодчина пес!

Билл стал крутиться на месте, всматриваясь, ощупывая, шлепая по пустому воздуху.

— Нужно его отыскать! — сказал он. — Дотянемся до него — вытащим обоих. Одному богу известно, как глубока эта нора.

— Что? — ахнула Рут, а потом внезапно закричала: — Тина, где ты? Тина, это мама!

Я уже хотел сказать, что кричать бесполезно, но тут Тина отозвалась:

— Мама, мама! Где ты, мама?

Потом послышалось ворчанье Мака, и Тина сердито заплакала.

— Она пытается идти на голос Рут, — пояснил Билл, — но Мак ее не пускает. Не понимаю откуда, но он, похоже, знает, где выход.

— Где же они, ради всего святого? — Нервы у меня были на пределе.

И я шагнул прямо в чертову дыру.

До конца моих дней я не смогу подобрать слов, чтобы описать свои ощущения. Если только приблизительно.

Было темно, да, было темно. И в то же время казалось, что здесь сверкает миллион огней. Но стоило взглянуть на какой-нибудь из них, как тот полностью гас. Я видел их только боковым зрением.

— Тина, — позвал я, — где ты? Ответь мне! Пожалуйста!

И я услышал, как мой голос отозвался миллионом эхо, слова звучали бесконечно, они не умолкали, а просто уходили, словно были живые и могли шагать. И когда я взмахнул руками, движение породило свист, который все отдавался и отдавался эхом и удалялся, словно улетающий в ночь рой насекомых.

— Тина!

От последовавшего за криком эха у меня заболели уши.

— Крис, ты ее слышишь? — прозвучал голос.

Но был ли это голос или скорее просто мысль?

Я вздрогнул — что-то мокрое коснулось руки.

Мак.

В неистовых поисках я шарил вокруг себя, и каждое движение порождало свистящее эхо в вибрирующей темноте, пока не начало казаться, будто я со всех сторон окружен бесчисленной стаей птиц, безумно бьющих крыльями прямо возле моей головы. Звук дробил и разрывал мозг.