Сергей Лукьяненко - Лорд с планеты Земля

Ознакомительный фрагмент

С грудью мы разобраться успеем.

— Ты про меня слыхала? — спросил я, чувствуя, что язык повинуется с некоторым трудом.

Ада кивнула.

— Да. Ты Сергей-Серж. Держишь весь район, а мог бы держать и город. Каратэист. Инструктор рукопашного боя в спортклубе.

— Что еще? — требовательно спросил я.

— Воевал где-то на юге, с сепаратистами. Был ранен в Каспийском десанте. Учился в меде, бросил. Сейчас восстанавливаешься.

Ничего себе, известность…

— Еще, — почти закричал я.

Ада помолчала.

— Ты никогда и никому не признавался в любви. Даже тем, с кем спал. А их было немало. Говорят, что лет пять назад, еще при Союзе, ты спас от бандитов девушку, и полюбил ее. Она подарила тебе кольцо, которое ты с тех пор носишь. Это оно?

Я поднял правую руку — нестерпимо тяжелую и неуклюжую. На безымянном пальце тускло желтело кольцо. Бледной искоркой светился вдавленный в золото крошечный бриллиант.

— Ему не нравится, — тоскливо сказал я. Голову застилал колеблющейся туман, перед глазами все плыло. — Видишь, как оно потускнело? Я делаю дрянь, я веду себя, как свинья…

Приблизив лицо к Аде, я шепнул:

— Ты на нее похожа, ясно? Снаружи..

Ада понимающе кивнула.

— Я поняла. Ты ведь ни у кого не отбивал девчонок. Они сами к тебе липнут.

— Ты про меня все знаешь, — задумчиво сказал я. — Давно за мной охотилась? Я же в тебя не влюблюсь…

— Мне нравятся сильные мужчины, — она тряхнула челкой. — Те, кто сильнее меня.

— Кто подавляет твою волю… Кому хочется подчиняться. Мне жаль тебя, Адка, — как в бреду прошептал я. Комната исчезла. Был лишь неяркий свет, вязнущий в сигаретном дыму, и девчонка с хищными глазами. — Хочешь, чтобы я тебя взял? Ладушки, возьму…

— Прямо здесь? — иронично спросила она.

— Да.

Я подцепил пальцами поясок на шортах, дернул.

— Снимай!

Она соскочила с подоконника. Секунду глядела на меня — показалось, что Ада сейчас двинет мне по морде, и уйдет… А я брошусь вслед, захлебываясь в оправданиях, в пьяной вере, что все-таки нашел ее, девчонку из детского сна, из первой любви…

Ада расстегнула пуговицу на шортах, с треском развела молнию. Стоптала шорты, оставшись в кружевных белых трусиках.

— Дальше! — сползая с подоконника, велел я. — И блузку…

2. ЗОВ

Я проснулся к полудню. Раскалывалась от боли голова. Во рту пересохло, губы покрылись сухой белой гадостью.

А еще мне было нестерпимо стыдно. За избитого в ванной парня. За пижонство с сигаретами. За опозоренного Ромку.

За синеглазую симпатягу с коротким именем Ада.

Я посмотрел на кольцо — оно казалось скорее серым, чем желтым. Бриллиант походил на стекляшку.

— Я сволочь, — вставая со скомканной простыни, прошептал я. — Сволочь, которая держит район. Сволочь, которая учит сопляков драться, и заколачивает на этом деньги.

По пути в ванную комнату я включил магнитофон, и квартиру наполнил грохот электронной музыки. Старина Жан-Мишель Жар старался вовсю.

Холодный душ. Потом — горячий: тугие струи кипятка, бьющие из гибкого шланга. И снова — ледяная вода под предельным напором.

Я замерз и обжегся. То постанывал от удовольствия, то визжал от боли. Потом, не вытираясь, вылез из ванны, прошел на кухню, поставил греться чайник. Квартира была пуста — родители давно ушли на работу. Мои хорошие родители, гордящиеся хорошим сыном.

— Я сволочь, — повторил я. — Но тебя так трудно ждать. Так долго… Я и правда тебя люблю. Хоть и не знаю ничего, даже имени.

Залив кипятком две ложки растворимого кофе, я уселся с чашкой за стол. Вскрыл пачку сухого галетного печенья. Есть не хотелось, наоборот, подташнивало. Но я по опыту знал, что после еды станет легче.

Попивая кофе, я украдкой посмотрел на кольцо. Металл ожил, налился чистой янтарной желтизной. Прозрачный кристаллик, который я привык считать бриллиантом, начал блестеть.

Иногда мне казалось, что именно кольцо не позволяет забыть давнюю встречу в парке. Странное это было кольцо — меняющееся в зависимости от моего настроения. Сейчас, после мысленного покаяния, оно стало нормальным, красивым золотым кольцом. А камень поблескивал даже ярче обычного.

Гораздо ярче.

Я полюбовался переливами света на маленькой крошке углерода, которую чудовищное давление и жар превратили из черного угля в сверкающий алмаз.

Если кольцо было случайным подарком незнакомому спасителю, то странная девчонка была дочерью миллионера. Вряд ли я снова увижу ее. Наверняка не встречу никого похожего.

И все же — здорово, что она была. Смеющиеся синие глаза. Мягкие пальцы, смывающие боль. И настойчивый вопрос: «В тебя можно влюбиться?»

— Да, — ласково произнес я, глядя на кольцо. — Да.

— Ты все еще ждешь?

— Да.

— Ты придешь, если я попрошу?

— Да…

Меня подбросило со стула. Да нет же, я соскочил сам. Я уже не вспоминал. Не болтал сам с собой.

В гулкой тишине, особенно ощутимой после доигравшей кассеты, я слышал ее голос. И вовсе не такой, как в мечтах — спокойный и по-детски беззаботный. Голос дрожал, словно от страха или боли. Он был неуверенным и тихим. И в то же время — стал тверже и серьезнее. Девочка выросла.

И вспомнила обо мне!

— Ты не боишься? Это очень далекий путь.

Я покачал головой. Наступила тишина. Голос исчез. И вдруг до меня дошло, что она может и не видеть моего жеста.

— Я не боюсь.

Теперь я понял, откуда шел голос — из кольца. Так вот ты какой, драгоценный подарок…

— Время уходит, и надо спешить. Подумай еще раз — ты не пожалеешь? Я зову тебя в иной мир, на другую планету.

Наверное, я догадывался об этом всегда. В душе не мелькнуло даже тени удивления. Не было и страха. Жалеть этот мир? Пьяные лица Графа и Доса? Два года армии, проведенные в частях спецназа? Вечерние разговоры родителей — какой прекрасной была наша страна до распада, при Лене… Еженедельный мордобой на незримых границах, делящих город на подростковые районы?

— Я приду. Я не пожалею.

Пауза. Молчание, белое и похрустывающее, как стерильный медицинский халат. Секундная пауза в разговоре двух миров.

— Скажи, ты и правда… помнил меня?

Ее голос превратился в едва слышный шепот.

— Да… — я растерялся.

— Со мной беда… Большая беда. Ты — последний шанс для многих тысяч… людей. Так получилось. Древний обычай стал преградой на пути зла.

— Я не понимаю, — беспомощно произнес я, — объясни, что случилось?

— Время уходит. Ты понимаешь, что можешь погибнуть?

— Да… наверное.