Прорвёмся! - Александр Алексеевич Борискин

Потом резко снизил тон и предложил закончить дело миром: он не возбуждает против Вадима уголовное дело и отпускает восвояси, а тот передаёт ему пять тысяч долларов. Вадим молча выслушал это предложение и протянул свой пропуск для отметки: больше разговаривать ему со следователем было не о чем. Тот стал с большим интересом разглядывать Вадима.

— Ты хоть понимаешь, что ничего не можешь сделать против меня? Сейчас придут мои помощники с понятыми, ты будешь арестован на двое суток, и отправлен за решётку в пресс-хату. Я тебе не завидую. Крыши у тебя ни милицейской, ни бандитской нет. Один, без всякой защиты. Последний раз предлагаю принять одно из сделанных тебе предложений.

— Я требую дать мне возможность позвонить своему адвокату!

Следователь вышел из-за стола, встал перед Вадимом и неожиданно очень сильно и умело ударил его в грудь в область сердца. Ужасная боль пронзила грудь, и Вадим упал со стула на пол. Сердце разорвалось.

Спустя полчаса приехала скорая помощь. Врач констатировал смерть от сердечного приступа. На этой же машине труп отвезли в морг.

Пришедшему в УВД адвокату сообщили, что во время беседы со свидетелем произошёл сердечный приступ, и он был отправлен в больницу. Через два часа труп был обнаружен в морге, уже без одежды, подготовленный к анатомическому исследованию. Адвокат знал, что с собой у Вадима был диктофон. Он устроил скандал, требуя вернуть его в юридическую контору, собственностью которой тот и был. С большим трудом адвокат получил диктофон и передал директору конторы, даже не прослушав запись.

Поскольку Вадим был одинок и не имел родственников, директор юридической конторы посчитал возможным не раздувать дело против следователя, а запись на диктофоне использовать в виде компромата против него при решении вопросов с другими подследственными.

Но этого Вадим уже не знал.

Часть первая.

Вызов принят!

Глава первая

Вадим Алексеевич очнулся, лёжа на кровати в травматическом отделении Первой городской больницы в окружении медиков. Они с удивлением смотрели на него.

— Вернуться к жизни после пятиминутной остановки сердца! Ну, парень, ты силён! Хорошо, что успели тебя привезти к нам в больницу. Могли и на месте аварии оставить. Ты хоть помнишь, что с тобой произошло?

Вадим ничего не понимал. Только что его ударил кулаком в грудь следователь, потом адская боль и вот он здесь.

«Какая авария? И почему называют парнем? Мне же скоро пятьдесят три стукнет!»

Он молча лежал и смотрел на врачей. Болела грудь, голова, ноги.

— Оставьте его в покое. Видите, он ещё от шока не отошёл! Сейчас уснёт: не зря мы его лекарствами накачали.

Сознание поплыло, и Вадим уснул.

Следующее пробуждение состоялось в той же больничной палате, но рядом с ним на стуле сидела незнакомая женщина средних лет и с состраданием смотрела на него.

— Проснулся, сыночек! Теперь всё будет хорошо, врачи говорят, скоро поправишься. Слава Богу, руки и ноги целы остались, только грудь сильно от удара пострадала: сплошная гематома. Пить хочешь?

«Кто эта женщина? Называет меня сыночком. Что же произошло? Пока не пойму, в чём дело, буду молчать. А пить хочется!»

Вадим закрыл и открыл глаза. Женщина тут же поднесла к его губам поилку и сказала:

— Не шевелись, врач запретил. Всё тело в синяках. И не говори ничего: у тебя на подбородке гематома. Тебе болеутоляющее лекарство колют, поэтому не так сильно болит. Но уже завтра перестанут: нельзя, привыкнуть можешь. Вот тогда боль и почувствуешь.

«И правда, тело как ватное. А грудь болит. Про какую аварию она говорит? Я что, оказался в теле её сына? Почему же я ничего не помню? Воспринимаю себя как Вадима Алексеевича Белова, мужчину пятидесяти двух лет. Плохо, что поворачивать голову не могу и даже руки поднять. Так бы хоть своё тело оглядел.

Что же делать? Если я в этом теле останусь, то как мне дальше жить? Я ведь совершенно другой человек с сознанием Вадима. Кто же мой реципиент? Сколько ему лет? Какая у него профессия? А вдруг он, например, врач? Я же не смогу по этой специальности работать! И какой сейчас год? И где я нахожусь? В каком городе, в какой стране? А, может, как читал в одном фантастическом романе, в параллельном мире Земли?

Говорят, что при любой травме человеческое тело помнит то, чем владело до несчастья с ним. А ведь голова — это часть тела. Мозг у меня цел, а вот старая душа — хозяйка этого тела, его покинула во время клинической смерти, а моя душа каким-то образом заняла её место. Если и правду говорят врачи, что мысли — это химико-биологические процессы в мозге, то это открывает передо мной некие перспективы определиться с памятью реципиента. Всё равно, делать мне нечего. Буду лежать и попробую силой своего сознания добраться до подсознания моего реципиента, встроиться в него, подключиться к этим химико-биологическим процессам. Если не получится полностью, то хоть частично.»

Вадим закрыл глаза и стал пытаться, как это он себе представлял, добраться до подсознания. Эти усилия продолжались до момента, когда он просто уснул.

* * *

Пробуждение было неприятным: болела голова, болела грудь, болело всё тело!

«Похоже, врачи перестали колоть мне обезболивающее. Делать нечего. Придётся терпеть.»

Неожиданно Вадим почувствовал, что может немного управлять телом: по крайней мере, руки и ноги двигались! Он попытался повернуть голову направо, откуда доносился непонятный шум. Получилось. Там стояли ещё две кровати. Ближняя — пустая, а на дальней лежал человек с бинтами на голове и лице и громко храпел в дыру напротив рта, оставшуюся не забинтованным.

«Соседняя постель не измята, значит, пока свободна. Насколько мне известно, такие трёхместные палаты в больницах в основном платные. Может, потому и имеется пустая постель? Не каждый в это время имеет деньги на платную палату. Значит, у меня состоятельная семья, раз смогла меня сюда поместить.»

Голова заболела сильнее, и Вадим сразу почувствовал, как сквозь боль до него стали доходить сначала какие-то мутные образы, а потом и обрывки чьих-то воспоминаний.

«Похоже, началось совмещение моего сознания и сознания моего реципиента. Теперь, пока не пойму, кто я такой, не буду отвечать ни на какие вопросы. Тем более что мне на самом деле больно говорить: челюсть то ли сломана, то ли гематома.»

Вадим лежал, закрыв глаза, и старался разобраться в накатывающих на него чужих воспоминаниях. Так продолжалось несколько часов. Никто в его палату не заглядывал,