Валентин Иванов - Энергия подвластна нам

Неустройство мира проявило себя в диком искажении замечательного открытия. Грандиозные очаги тепла в виде атомных бомб были сброшены с самолётов на население двух больших азиатских городов. Это было сделано для того, чтобы поразить человечество новым пугалом. Однако в этой новой для мира силе таилось не только тепло. И когда возможность использования атомной энергии была ещё только мечтой учёных, было уже понятно: здесь источник всех видов энергии, начиная от неведомых её состояний, – назовём их условно «волнами», или «лучами», – и кончая «простыми» – теплом и светом.

В Экспериментальном Корпусе Института Энергии дверь из вестибюля направо ведёт в небольшой зал. Посещение этого зала входит в привычки Фёдора Александровича. На первый взгляд здесь ничто не заслуживало внимания. В зале находилась простая паровая машина, похожая на ту, что изображена в учебнике физики Краевича. Замечательное достижение техники XIX века выглядело как музейный экспонат в XX. Впрочем, архаичная схема была осложнена вполне современным конденсатором пара, позволяющим до минимума свести подачу воды в котёл, и устройством автоматической смазки.

Для непосвящённого глаза это могло показаться обыкновенной тепловой машиной. Однако было в ней нечто, что существенно отличало её от обычной паровой машины. Мы не будем обременять читателя описанием топки, – он найдёт все подробности в специальных научных трудах. Толстые щиты ограждали низ машины, сливаясь с её фундаментом. Скрытое ими устройство мало напоминало то, что носит название «топки» в тепловых машинах XIX и первой половины XX века. Смысл новой системы заключался в том, что внутри находилось известное вещество, поставленное в такие условия, что оно, давая тепло с заданным постоянством, превращало воду в пар, само же почти не изменяло своего первоначального ничтожного объёма.

Это – один из первенцев новых тепловых машин. Движущей силой служит по-прежнему пар, но превращение воды в пар происходит не за счёт сжигания угля или нефти. Ядерная реакция служит источником тепла, а простейшая схема рабочей конструкции была Фёдором Александровичем избрана для облегчения наблюдения. Не останавливаясь ни на минуту, тепловая машина приводила в действие динамо, питавшее электроэнергией часть Экспериментального Корпуса.

Отец и сын поднялись из вестибюля на второй этаж. В коридоре их встретил Иван Петрович, один из старых работников Института.

– Доброе утро! Как вы себя чувствуете, дорогой друг? – приветствовал его Фёдор Александрович.

Они остановились. Фёдор Александрович почти на голову выше своего товарища. Иван Петрович роста среднего, носит острую бородку клинышком. Усы пожелтели от табака. Он поспешно отвечает:

– Благодарю вас, чувствую себя великолепно. А как вы, Фёдор Александрович? – Покончив с формулой приветствия, Иван Петрович продолжал, не ожидая ответа: – Мы вас ждали, да-с, с нетерпением. Вот Алексей Фёдорович ждал, я ждал и другие. Да, да, Фёдор Александрович!.. И мы с Алексеем Фёдоровичем окончательно договорились…

Иван Петрович взялся за свою бородку и посмотрел на Фёдора Александровича снизу и чуть сбоку. Фёдор Александрович молчал, ожидая продолжения.

– Но что же я стою? – спохватился Иван Петрович. – Пойдёмте!

Они вошли в Малую аудиторию в конце коридора. Фёдор Александрович сел, жестом пригласил сесть своего друга и сына.

– Алексей Фёдорович уже говорил со мной, – сказал он.

Такова была привычка отца и сына: в семье и наедине – «ты» и по имени, а во всех других случаях – «вы» и отчество.

– Уже говорил со мной… – продолжал академик.

В аудитории тихо. Высокие окна с одной стороны открыты. Слитного гула большого города не слышит привыкший к нему слух и звуки не мешают вниманию. Фёдор Александрович говорил:

– Да… Мысль о расширении дальнейшего эксперимента в области физиологии часто возвращалась ко мне.

Вы, может быть, помните, Иван Петрович, как наш латинист раскрыл нам, юношам, смысл мифа о двуликом Янусе: одна сторона и другая, а между ними вывод, то есть символ широты мысли в силлогизме. С таким простым воззрением на вещи нас в старину посылали в жизнь. Партия переучивала нас и научила нас мыслить.

Уж если отталкиваться от образов мифологии, то мне ядерная энергия может скорее представиться в образе индусской богини Кали. Такой богатейший азиатский образ плодородия!.. Одна голова и множество рук – сила жизни во множестве проявлений…

Академик замолчал. Он посмотрел на своих собеседников, но никто из них ничего не сказал, и Фёдор Александрович продолжал:

– Я никогда и ни для кого не делал тайны из своих взглядов на жизнь. Выражаясь как инженер, я называю своё тело машиной для жизни. Хотя это и не философское обобщение, но так мне легче высказать свою мысль… И жизнь не должна идти праздно, – тогда машина способна хорошо и долго работать. Я ещё не чувствую себя старым, я могу работать сейчас ещё лучше, чем в молодости. Но это другое… Вот о чём я иногда думаю: природа, создавшая человека, ныне отстала от своего сына. Жизнь первых людей была простой. Уже годам к двадцати пяти первобытное человеческое существо могло собрать весь нужный ему опыт и полностью освоиться с весьма несложными условиями древнейшего общества. Дальнейшее формирование человеческого общества, развитие наук, усложнение отношений между природой и человеком – всё это вызывало противоречие! Да, именно противоречие!.. Зачастую уже к шестидесяти годам жизни машина проявляет признаки износа и начинает изменять своему владельцу. Именно тогда, когда накоплен драгоценный опыт и знания, возможность плодотворного труда прерывается природой. Это я и называю противоречием.

– Вот именно, Фёдор Александрович, – противоречие! Но простите, я перебил вас, мой дорогой друг.

– Нет, нет, Иван Петрович, нисколько, прошу вас…

– Так вот… – начал Иван Петрович. – Вы оба помните, как несколько лет назад я боялся. Да, да, не прерывайте меня, Алексей Фёдорович! Это самокритика. Я думал, что мы можем оскандалиться, когда решили заводить морских свинок и кроликов в литерной лаборатории. А теперь я не боюсь. Мы недаром работали вместе с физиологами. Мои тезисы по новой теме таковы: цель живого организма – жизнь, а не смерть. Цель жизни в создании наиболее тонких сложных форм. Наша цель – сохранение долговечности человека. В этом содержание нашей новой темы в области разработки ядерной энергии.

– Между нами нет разногласий, – ответил Фёдор Александрович. – Мнение Степанова также положительно. Считаю своевременным собрать нашу коллегию. Ивана Петровича прошу быть докладчиком, а за Алексеем Фёдоровичем – содоклад.