Леонид Леонов - Бегство мистера Мак-Кинли

В последующих кадрах, где представлены крупным планом участники прощальной беседы, девочка нам не видна. Кроме перечисленных лиц, проводить хорошего человека в путь пришли и некоторые другие запомнившиеся нам ранее жильцы дома.

Кто-то произносит комичную речь в честь отбывающего в вечность Мак-Кинли, чтобы и там он высоко держал светильник свободы, частной инициативы и демократии.

Тост оратора. За героя нашего времени, мистера Мак-Кинли, и его отвагу! Это все равно что лететь в спутнике на Луну… разве только в другую сторону!

Хозяин. Теперь, раз хлопоты закончены и документ получен, — значит, можно и выпить за благополучное путешествие. (Наливая жене.) Вот видишь, и в нашу сторону заглянуло счастье… Ну-ка, дайте нам хоть взглянуть, счастливец, на что он похож, этот самый пропуск в рай земной!

Мак-Кинли (отдавая отрывной талон). Вот, это стоит десять тысяч долларов!

Хозяин. Даже трудно поверить, что в этом клочке все надежды мира! И что же вам полагается за эту сумму?

Контрактная книжка и фирменные проспекты с картинками идут по рукам гостей. Приглашенные на проводы с сомнением разглядывают вид сальваторного тоннеля с узкими люками в стенках.

Недоверчивый жилец. А вы убеждены, мистер Мак-Кинли, что порядочный… — ну, в смысле взрослый, человек — сможет поместиться целиком в этой дурацкой червоточине?

Жена его (заглядывая сбоку). Вероятно, их при этом крышкой легонько поджимают в пятки, чтобы поместилось!

Недоверчивый жилец. Ну, разве только с согнутыми коленками!

Хозяйка. А правда, смелый же вы у нас, мистер Мак-Кинли, что не боитесь постареть сразу на двести лет.

Хозяин. У него квитанция на двести пятьдесят. Но я, коснись меня, для верности заказал бы еще больше… Знаете, будущее — это такая неопределенная вещь.

Хозяйка. Да мне и за восемьдесят-то бывает страшно заглянуть. Страшнее смерти!

Мак-Кинли. Фирма “BS” обеспечивает не только полную сохранность, но и, по крайней мере, десятипроцентное помолодение своих клиентов.

Жена жильца. Так что при желании можно приехать в завтрашний день мальчиком, и, глядишь, вам даже придется ходить в школу! (Вдруг.) А если газ за это время прокиснет, скажем, испортится?

Доверчивый жилец (авторитетно). Это у них там все проверено на кроликах и на этих… ну, как их? На автоматах!

Жена жильца. Боже, как далеко мы ушли на протяжении одной жизни!..

Доверчивый жилец. Тут действует специальная механика, о которой вчерашняя наука представления не имела.

Пауза почтения перед всемогущей наукой.

Хозяйка. Нет, я в другом смысле боюсь за вас, мистер Мак-Кинли… А не страшно вам оказаться вдруг на краю света без друзей, на незнакомой улице, где даже не к кому забежать вечерком? Так иногда во сне бывает: заблудишься вроде в неизвестном городе, и все чужое кругом, и все бегут по своим делам, точно бешеные, и слова какие-то машинные у них. Даже пот проступит, а проснуться пока не позволено! Мы к вам так привыкли за эти четырнадцать лет!..

Мак-Кинли (раздумчиво). Конечно, я вас понимаю, миссис Перкинс. Немножко жутко за человека, который остается один на один, совсем наедине и навек со своим счастьем!

Хозяин. Не обращайте на нее внимания, мистер Мак-Кинли. Никакое воронье карканье не может остановить прогресса. Ну, за здоровье отъезжающих!

Снова все чокаются с восклицаниями, какие у них там приняты.

Хозяйка. А я бы ни за что!.. Может, и здесь удалось бы чего-нибудь совместными усилиями против войны добиться, если крепко захотеть? Умереть-то всегда можно и нынче, если ничего не получится на худой конец. А вдруг климат там другой окажется и будущие ребятишки ваши все простужаться начнут?

Мак-Кинли. А здесь их просто убьют, миссис Перкинс.

Хозяйка. В том-то и горе людское, м-р Мак-Кинли, что каждый отец не чувствует себя отцом всех детей на земле. А детские слезы заразительны: стоит погромче заплакать одному, все другие откликаются хором. В слишком тесном доме люди стали жить. Сквозь стенку слыхать. Вот и вы: за своих малюток тревожитесь, а вот за остающихся — кто?..

Пауза молчания. Объектив отступает, и все, привстав, долго и сурово смотрят на хозяйскую девочку, задремавшую у м-ра Мак-Кинли на коленях. Она безмятежно спит со своей початой конфетой в откинутой руке, вздыхая во сне о своих детских горестях, и в ту минуту становится понятным тезис м-ра Мак-Кинли, что нет ничего прекрасней и мудрей ее во всей вселенной.

Наконец, оставшись наедине с собою, наглядевшись на свой драгоценный талон, м-р Мак-Кинли укладывается спать в полосатой пижаме; и, судя по всем внешним признакам, вопреки страхам миссис Перкинс, — какое же это блаженство остаться наконец наедине со своими манящими видениями!

Ему снятся разные сны многосемейного содержания.

На следующее утро в завершение своих земных томлений м-р Мак-Кинли опускается в подземное святилище Боулдера и поступает в соответственную обработку перед отправлением за горизонты возможных завтрашних несчастий. Он шествует в стерильном хитоне по сверкающему кафельному коридору в окружении блистающих красотой и гигиеной фирменных богинь. Все с тем же неподвижным лицом, несмотря на состояние помрачительного физического блаженства, он ежится от перламутрово-мыльной пены, пронизываемой искрящимися очистительными электротоками. Наконец, развалясь на элегантной рессорной тележке, м-р Мак-Кинли под слегка надоевшую нам райскую мелодию направляется в свое долговременное уединение.

Диктор. Итак, до свидания, мистер Мак-Кинли… (Со вздохом зависти.) До свидания, любимчик судьбы! Вспоминайте нас, которым, видно, придется здесь бороться с горем своими, домашними средствами.

Надлежаще обработанного м-ра Мак-Кинли вставляют в круглое, среди прочих в стене, отверстие, завинчивают гайки огромными французскими ключами, и вскоре все плавно погружается в приятное, волнообразное от сгущений и разрежении чего-то мерцание, расчерченное волшебно пробегающими, как на экране осциллографа, кривыми и искрами. Вероятно, так же увлекательно будут выглядеть некоторые самые заурядные электрохимические процессы в мозгу, наблюдаемые в не изобретенный пока микроскоп ощущений. Одновременно как бы гремит спускаемая якорная цепь, и сквозь ее оглушительный лязг проступают сперва шаркающие шаги взбирающегося по лестнице сердитого великана, переходящие затем в учащенное сипение набирающих скорость паровозных поршней, а все вместе это мучительно напоминает тоскливое, со всхлипом дыхание насмерть загнанного человека!.. Его почти предсмертную задышку, в свою очередь, наотмашь оборвет крик птицы, похожий на скрежет камня по стеклу. Все это отголоски недавних впечатлений в гаснущем человеческом сознании, невыносимо тесном по диаметру, но как бы с высоким и гулким — тройного и больше эха — куполом над головой.